Книга Тень Торквемады, страница 77 – Виталий Гладкий

— Кончай дуру гнать, хлопец! Будто я не знаю, сколько до Шлиссельбурга километров и какая там дорога.

Они поторговались еще немного и наконец пришли к обоюдному согласию.

— В городе есть закрытая площадка? — спросил Глеб. — Чтобы никто не видел погрузки.

— Я же говорил, что дело нечистое… — Парень тяжело вздохнул. — Ну ладно, за все ты в ответе. Мое дело маленькое — мне заплатили, я отвез. Есть такое место. Машина где-то рядом?

— Рядом.

— Тогда рули за мной. Потому что тебя без моей протекции туда не впустят. Там большие склады — за высоким забором и под охраной.

— Понял. Поехали…

Глеб рулил и все смотрел — не покажется ли «ауди», номер которой он хорошо запомнил? Но ни одной машины, даже похожей на авто преследователей, он так и не заметил до самих складов. Они находились на окраине города, и фуры въезжали в ворота и выезжали оттуда через каждые пять минут. Машина парня (его звали Серега — так он отрекомендовался) уже скрылась за забором, когда подъехали Глеб с Федюней. Охранник даже не подошел к ним — его предупредили. Ворота медленно раздвинулись, и они оказались на складском дворе.

Серега нашел самую дальнюю эстакаду, где не было посторонних глаз. Глеб и Федюня загнали «Ниву» в фуру, закрепили ее как следует, уселись рядом с водителем, и вскоре тяжелая машина уже рассекала воздух оживленной автомобильной трассы, неотличимая от своих многочисленных товарок.

В Москву пришла весна. Везде все цвело и благоухало. Особенно красивы были сады позади боярских и купеческих теремов. Фернан Пинто сидел возле открытого окошка и каллиграфическим почерком записывал цены на московском торге. Сам он больше в Московию ни ногой, — это фидалго решил твердо.

Но подрастали сыновья, и ему хотелось, чтобы они стали купцами. А уж то, что в русском государстве за один приезд можно составить целое состояние, в этом Пинто теперь не сомневался. Цены русских товаров по сравнению с Европой были очень низкими, просто смешными. И наоборот — все европейское ценилось очень дорого.

«…Сухой и сырой кожаный товар стоит от 15 до 20 денег.

Меха большого зверя стоят в Москве 40 больших денег, каждая штука.

За фунт ртути платят ныне по 13 и даже 15 алтын [72] .

Черный шелк-сырец стоит 45 алтын.

Пуд (40 фунтов) чернильных орешков стоит 8 талеров, но обыкновенно можно доставать по 6 талеров. Чтоб не портились, надо их держать всегда на холоду.

Ладан можно продать по 20 талеров, но бывает и подешевле; только требуется, чтоб был самый лучший.

Фунт золотой проволоки стоит 18 талеров; расход на нее порядочный, требуется, чтобы была тонкая и самой лучшей доброты.

Жемчуг в цене; лучшим считается тот, что покрупнее да побелее. Самый лучший стоит два рубля. Много нужно в Москве всяких пряностей, преимущественно перца. Его употребляется ужасно много. Гвоздики не столько, корицы мало, сахару — не так много, вареного инбирю мало, даже самого лучшего. Фунт перцу стоит 4 рубля, но теперь он дорог; в другое время можно доставить его и по 10–12 алтын.

Фунт гвоздики стоит 1 рубль, корицы фунт — тоже 1 рубль, фунт мускатных орехов — 10 алтын.

Фунт имбирю невареного идет по цене 8 алтын, обыкновенного бывает по 5 алтын. Пуд испанского изюму стоит полтора рубля.

Пуд незасахаренного миндаля идет по цене 110 алтын.

Пуд сала в Москве стоит 9 алтын.

Пуд воску — 40 алтын.

Фунт ниток бельевых стоит 4 московки.

Четырнадцать щегольских горностаев стоят 10 алтын и 2 московки.

Бурка из войлока стоит 12 алтын, а кусок войлока — 8 алтын и 2 московки.

Фунт алого шелка стоит 55 алтын.

Фунт черного шелку — 39 алтын.

Вес московский называется гривенка. В гривенке сорок восемь золотников; шесть золотников составляют одну унцию. На этот вес взвешивается жемчуг, золото, серебро, шелк, пряные коренья и разные мелочи. Крупные вещи взвешиваются на другой вес, называемый фунт. В каждом фунте по две гривенки.

В Нарве нет никакой таможни, но в Москве за ввоз товаров взимается пошлина: по дороге из Нарвы — 4 процента, из Польши — также 4 процента; по дороге же из Крыма — 8 процентов. За вывоз не платится ничего».

— А ты все пишешь? — раздался веселый голос Антонио де Фариа.

Он вошел очень тихо, даже дверь не скрипнула.

— Пишу… — буркнул Пинто.

Де Фариа уселся напротив, налил себе вина, выпил.

— Не пора ли нам отсюда съезжать? — спросил бывший пиратский капитан. — Товары свои мы уже распродали, то, что закупили на пути в Реваль, осталось нанести последний визит царю Иоанну Васильевичу, если он пожелает нас принять, и домой. Как раз успеем попасть на «Ла Маделену» до осенних штормов.

Обоз с московскими товарами они отправили, наняв для сопровождения вооруженную стражу из земщины. Свой отряд решили оставить в Москве, он здесь был нужней. И потом, даже если обоз разграбят, то невелика потеря, ведь товары закуплены на средства от продажи того, чем нагрузили «Ла Маделену» отцы-инквизиторы (скорее всего, как подозревал Фернан Пинто, груз принадлежал самому дону Фернандо Вальдесу). Главное, чтобы у них на руках была опись товаров с ценами.

Свои деньги идальго попридержали при себе. Во главе обоза они поставили Луиса, который был рад без памяти как можно быстрее уехать из Московии. Его угораздило нечаянно попасть на казнь изменников, и после этого он был в постоянном ужасе — боялся, что царские опричники и его могут за что-нибудь повязать и колесовать.

— Мы не выполнили главного — ради чего нас сюда послали! — несколько нервно ответил Фернан Пинто.

— А как это сделать? К нашим рыцарям даже не подступиться. Теперь они — власть и карающий меч в Московии, опричники. Попробуй только слово худое скажи, сразу голову с плеч долой или в клетку к медведям бросят, народу на потеху. Не посмотрят и на наш посольский сан. Да и царь о нас забыл, а может, — что гораздо хуже — обиду какую затаил.

— Не говори глупостей! — рассердился Пинто. — Просто у него и без нас других дел хватает. Спроворим то, что задумали, вот тогда и можно будет обращаться в Посольский приказ с просьбой о прощальной аудиенции у великого князя.