Книга В цель! Канонир из будущего, страница 41 – Юрий Корчевский

Якоб сильно удивился:

– Чего их смотреть? Отрезанную ногу ведь не вернешь?

– А если осложнения, у кого-нибудь кровь не останавливается?

– Значит, так угодно Господу.

Якоб перекрестился на католический манер – двумя пальцами и слева направо.

Я все-таки пошел и осмотрел оперированных мною раненых. Меня так учили, и я всегда так делал. Это – залог раннего обнаружения осложнений, можно сказать – позволяет увидеть нарождающуюся проблему в зародыше.

Еще больше удивились раненые – у них так не было принято. Лежали они в деревянных избах, их покормили, как было положено в армии. Но вот санитара, чтобы принести воды, помочь раненому сходить в туалет – не было.

Я пошел к Якобу, просить, чтобы нам выделили одного человека по уходу за ранеными.

– Да что ты такое говоришь? Здесь армия, а не госпиталь монашек-кармелиток. Может, им еще и шлюх привезти? Даже не заикайся.

Ну и черт с тобой, пойду к начальству повыше.

Я направился к штабной избе. Часовой у двери преградил дорогу, русского языка он не знал, как и я шведского. Услышав мои препирательства, выглянул в окно офицер, что разговаривал со мной утром после пленения.

– В чем дело?

Я объяснил суть.

– Да, это неплохо. Я распоряжусь выделять каждый день по солдату для выполнения работы. Это все?

– Да.

– Меня зовут Шенберг. Спокойной ночи.

А утром все началось снова. Поговорить бы с ранеными, узнать – где сейчас идут бои, может быть – и не так далеко.

Оперировал я почти до вечера, Якоб же снова сделал обеденный перерыв. Когда я с трудом разогнул занемевшую спину, у входа раздалось осторожное покашливание.

Я обернулся. У входа в палатку стоял швед из легкораненых. Он держал в руке миску, с горкой наполненную кашей, и кувшин.

– Кушать!

Я кивнул, вымыл руки и с большим аппетитом поел. Еще бы и хлеба, но шведы его почти не употребляли. Все, теперь – спать, нет сил. Я добрел до своей постели и рухнул на матрас, набитый соломой.

Мне показалось, что ночь пролетела в одно мгновение.

С утра было затишье, раненые пока не поступали, и я пошел к реке. Надо бы и помыться, и одежонку сполоснуть. Тут же за мной пошел швед с мушкетом. Я выстирал одежды, помылся сам. Эх, в баньку бы.

Швед стоял на берегу с безразличным видом и, когда я управился с туалетом, сопроводил меня в лагерь. А может, прибить его, переодеться в его форму и – к своим? Только где эти свои? В какую сторону идти? Наткнусь на шведский патруль, а языка не знаю – повесят без разборок. У сопровождавшего меня шведа только мушкет, даже сабли нет, стало быть – из пехоты. Нет, пока повременю.

Еще два дня я работал как проклятый. Не знаю как, но, видимо, сработала солдатская «почта». Раненные в конечности просились ко мне, боясь попасть под нож к Якобу. И получалось так, что Якоб оперировал легкораненых, тогда как я – тяжелых. Он, посвистывая, ходил на обед, я же к вечеру с трудом разгибал спину. Но воины все подмечали и к концу работы всегда приносили мне горячую еду и пиво, часто добывали вино.

Как-то при встрече в лагере с Шенбергом он заметил, что я пользуюсь доверием и уважением раненых. Потом спросил:

– Война рано или поздно кончится. Почему бы тебе не поехать в Швецию? Ты хороший врач, я могу составить тебе в Стокгольме протекцию, ты будешь зарабатывать большие деньги, станешь богат и знаменит.

– Благодарю за лестные слова. Но я бы предпочел поехать туда свободным человеком, а не пленным.

– Мы потеряли в боях замок Пернов, русские сейчас под Ревелем. Дипломаты суетятся и, думаю, вскоре подпишут мирный договор. Воевать можно летом, когда тепло, и дороги позволяют передвигаться обозам и пушкам. Не за горами осень с ее дождями и непролазными дорогами. Выводы делай сам.

Несколько дней новых раненых не было, я отдыхал. Крытые фуры увезли последних раненых в тыл, на шведскую землю. Якоб снова пригласил меня в свою палатку, мы сидели и выпивали. После совместной работы, увидев мою операционную технику и сравнив результаты моего и своего лечения, он меня зауважал, стал относиться как к равному.

– Не думал, что на Руси есть достойные врачи. Я был уверен, что только в просвещенной Швеции, ну или Англии на худой конец, существует хирургическая школа. Вынужден признать, что я ошибался. Ты знаешь, война для хирурга – хорошая практика. Я родом из небольшого городка, дома меня ждет жена, дети, добротный дом. У меня есть деньги, и я мог бы открыть лечебницу, где ты в полной мере смог бы проявить свои способности. Само собой, будешь получать достойные деньги, а не работать бесплатно, как здесь. Оно и понятно, ты – пленный, на войне бывает всякое, и на твоем месте вполне бы мог оказаться и я.

И тут Якоб ошарашил меня вопросом:

– А у вас в войске пленных врачей казнят?

– С чего ты взял?

– Разное говорят. Я слышал, к нашим полководцам приезжали русичи договариваться об обмене пленными.

У меня замерло сердце.

– И что? Про меня никто не спрашивал?

– Не знаю. Я ведь полковой врач, мне никто не докладывает.

Ах, как мне хотелось, чтобы и обо мне вспомнили. Но была здесь одна закавыка. Каждый ратник записан в Воинском приказе. А меня в списках псковичей не было – я же человек сугубо мирный. Хорошо, если договорятся менять всех на всех. Так бывает.

Еще через несколько дней меня вызвали к Шенбергу.

– Собирайся, завтра состоится обмен пленными. Решили менять всех. Это с поляками мы меняем людей по счету, а сейчас слишком много пленных.

– Благодарю за радостную новость.

– И тебе спасибо. Был бы ты подданным шведского короля – непременно отметил бы тебя в списках отличившихся.

Я откланялся. Грудь переполняла радость. Завтра обменяют – наконец-то долгожданная свобода!

Ночью не спалось, и я еле дождался утра.

Утро началось с суматохи: звучали команды на шведском, воины строились в колонны и уходили.

Прибежал запыхавшийся коротышка Якоб.

– Что случилось, куда уходит войско?

– Мы уходим, получили приказ.

– А как же я?

– Должен быть обмен пленными. Ты уже практически свободный человек, никто тебя держать не будет – иди туда, навстречу своим.

Якоб махнул рукой в направлении русских позиций.

Я взял сумку с инструментами, подошел попрощаться с Якобом, но он уже помчался к фурам.

Ну что ж, насильно мил не будешь, я пошел по грунтовке. Пару раз я оглянулся – никто за мной не шел. Видно, и в самом деле – свободен.

Шагал я долго, хотелось кушать – с утра во рту маковой росинки не было.