Книга Послезавтра, страница 73 – Аллан Фолсом

Гертруда Бирманн (она тоже была в числе гостей на борту яхты в Цюрихе), тридцать девять лет. Одна воспитывает двоих детей. Ключевая фигура немецких «зеленых» – движения, набравшего силу в начале восьмидесятых, когда оно выступило с протестом против размещения американских «першингов» на территории Западной Германии. Умеет задеть самые чувствительные струны в душе среднего немца, бурно реагирующего на любые попытки союза Германии с западным милитаризмом.

Зазвонил телефон, стоявший около доктора Салеттла. Он снял трубку, молча выслушал и взглянул на Юту.

– Да, – коротко сказал он.

Через минуту дверь открылась, и вошел фон Хольден.

Он быстро обвел глазами кабинет, потом сделал шаг в сторону и остановился около двери.

– Hier sind sie, [19] – сказала гостям Юта, бросив недвусмысленный взгляд на обслуживающих девушек, немедленно юркнувших в боковую дверь.

Минутой позже в комнату вошел интересный, изысканно одетый мужчина лет семидесяти пяти.

– Дортмунду пришлось задержаться в Бонне. Начнем без него, – сказал по-немецки Эрвин Шолл и сел рядом со Штайнером. Упомянутый им Густав Дортмунд был президентом Федерального банка Германии.

Фон Хольден закрыл дверь и подошел к столу. Он налил стакан минеральной воды, протянул его Шоллу и вернулся к двери.

Шолл был высок и худощав, с коротко подстриженными волосами и поразительно голубыми глазами на сильно загорелом лице. Возраст и высокое положение не изменили, а только подчеркнули чеканные черты его лица – высокий лоб, аристократический нос и волевой подбородок. В Шолле чувствовалась старая армейская выправка, сразу же приковывающая к нему всеобщее внимание.

– Пожалуйста, начинайте, – негромко сказал он Юте.

Эрвин Шолл олицетворял собой пример чисто американской истории успеха: немецкий иммигрант без гроша в кармане, ставший хозяином могущественной издательской империи. Облачась в мантию филантропа, он основал всевозможные фонды и даже состоял в друзьях всех американских президентов – от Дуайта Эйзенхауэра до Билла Клинтона. Как и большинство присутствующих, Эрвин Шолл, благодаря своему богатству и влиянию, манипулировал сознанием масс, но предпочитал оставаться в тени.

– Bitte, [20] – произнесла в интерком Юта. В комнате сразу потемнело, а стена с абстрактной росписью раздвинулась, открыв плоский, восемь на двадцать футов телевизионный экран.

Появилось идеально четкое изображение. Сначала – крупным планом – футбольный мяч. Потом в кадре возникла нога, ударившая по нему, и ухоженная зеленая лужайка перед домом в «Анлегеплатц». Племянники Элтона Либаргера, Эрик и Эдвард, шутливо перебрасывались мячом. Затем на экране появился сам Элтон. Вместе с Джоанной он с улыбкой наблюдал за племянниками. Вдруг один из них послал мяч Либаргеру, тот сильно отбил его, посмотрел на Джоанну и гордо улыбнулся. Джоанна восхищенно улыбнулась ему в ответ.

Следующий кадр – Либаргер в своей роскошной библиотеке. Удобно устроившись перед горящим камином, в свитере по-домашнему, он подробно объяснял кому-то за кадром роль Парижа и Бонна в создании нового Европейского экономического сообщества. Он убедительно доказывал, что позиция «взгляда со стороны» и «морального превосходства», занятого Великобританией, только ставит ее в невыгодное положение. Продолжение этой линии не принесет ничего хорошего ни самой Великобритании, ни всему Европейскому сообществу, утверждал Либаргер. С его точки зрения, взаимодействие Бонн – Лондон – вот та сила, в которой нуждается Европа. Он закончил шуткой, которая шуткой была лишь наполовину:

– Конечно, я имею в виду взаимодействие Берлин – Лондон. Как известно, мудрые законодатели, сорок лет отказывавшиеся перевести назад часы германской общности, собираются сдержать давнее обещание и вернуть Германии столицу к двухтысячному году. Тем самым они вернут Германии сердце.

Либаргер исчез, и на экране, почти целиком его занимая, появился непонятный огромный предмет, стоящий вертикально. Вот он повернулся, качнулся и устремился вперед. Зрители поняли, что это возбужденный пенис.

Изменился ракурс съемки. Темный силуэт другого мужчины, наблюдающего за происходящим. Потом – обнаженная Джоанна, привязанная мягкими бархатными лентами за руки и за ноги к широкой кровати. Крупным планом: тяжелые груди, разведенные ноги, низ живота с черным треугольником, вздымающийся вместе с ритмичными движениями бедер. Губы влажные, полуприкрытые от наслаждения, остекленевшие глаза. Чистое воплощение блаженства и покорности – ясно, что все это происходит не против ее воли.

И вот мужчина с возбужденным пенисом на ней, она радостно принимает его. Съемка ведется под различными ракурсами, никакого сомнения в достоверности происходящего не возникает. Движения пениса сильные и глубокие, без торопливости и грубости. Наслаждение Джоанны нарастает.

Ракурс съемки меняется – темный силуэт в углу комнаты становится хорошо различимым. Это обнаженный фон Хольден. Скрестив руки на груди, он спокойно ждет.

Потом камера возвращается к кровати. В правом уголке экрана мелькают цифры, таймер отмечает промежутки времени между введением пениса и оргазмами Джоанны.

4:12:04 – Джоанна испытывает первый оргазм.

6:00:03 – в середине верхней части экрана появляется энцефалограмма Джоанны.

Между 6:15:43 и 6:55:03 в ее мозгу происходят семь сильных колебаний.

В 6:57:23 в левом верхнем углу экрана появляется энцефалограмма ее партнера.

7:02:07 – колебания мозговых волн у мужчины обычные. У Джоанны за это время – три пика волн.

7:15:22 – деятельность мозга мужчины возрастает в три раза. Камера останавливается на лице Джоанны. Глаза закатились, видны только белки; рот открыт в беззвучном крике.

7:19:19 – мужчина испытывает полный оргазм.

7:22:20 – в кадре появляется фон Хольден. Он берет за руку мужчину и уводит его из комнаты. Крупным планом – лицо мужчины, выходящего из комнаты. Бесспорно, это тот, кто участвовал в половом акте.

Элтон Либаргер.

– Eindrucksvoll! [21] – произнес Ганс Дабриц, когда зажегся свет и абстрактное полотно вернулось на свое место на стене.

– Мы собрались не для просмотра порнофильма, герр Дабриц, – резко одернул его Эрвин Шолл. – Его взгляд остановился на докторе Салеттле. – Он справится, доктор?

– Лучше бы еще немного подождать. Но он молодцом, сами видите.

При других обстоятельствах, в другом месте такая реплика вызвала бы взрыв смеха. Но только не здесь. Здесь не было зубоскалов. Только свидетели клинического исследования, на основании которого предстояло принять решение. Больше ничего.