Онлайн книга «Денискины рассказы: о том, как всё было на самом деле»
|
Я сказал: – Ты какой-то невнимательный! Ты, наверно, устал? А он: – Да нет, просто есть хочется. Не знаешь, что на обед? Я сказал: – Вон за окном курица висит. Свари и съешь! Папа отцепил курицу от форточки и положил ее на стол. – Легко сказать: свари! Сварить можно. Сварить – это ерунда. Вопрос, в каком виде нам ее съесть? Из курицы можно приготовить не меньше сотни чудесных питательных блюд. Можно, например, сделать простые куриные котлетки, а можно закатить министерский шницель – с виноградом! Я про это читал! Можно сделать такую котлету на косточке – называется «киевская» – пальчики оближешь. Можно сварить курицу с лапшой, а можно придавить ее утюгом, облить чесноком, и получится как в Грузии, «цыпленок табака». Можно, наконец… Но я его перебил. Я сказал: – Ты, папа, свари что-нибудь простое, без утюгов. Что-нибудь, понимаешь, самое быстрое! Папа сразу согласился: – Верно, сынок! Нам что важно? Поесть побыстрей! Это ты ухватил самую суть. Что же можно сварить побыстрей? Ответ простой и ясный: бульон! Папа даже руки потер. Я спросил: – А ты бульон умеешь? Но папа только засмеялся. – А чего тут уметь? – У него даже заблестели глаза. – Бульон – это проще пареной репы: положи в воду и жди, когда сварится, вот и вся премудрость. Решено! Мы варим бульон, и очень скоро у нас будет обед из двух блюд: на первое – бульон с хлебом, на второе – курица вареная, горячая, дымящаяся. Ну-ка брось свою репинскую кисть и давай помогай! Я сказал: – А что я должен делать? – Вот погляди! Видишь, на курице какие-то волоски. Ты их состриги, потому что я не люблю бульон лохматый. Ты состриги эти волоски, а я пока пойду на кухню и поставлю воду кипятить! И он пошел на кухню. А я взял мамины ножницы и стал подстригать на курице волоски по одному. Сначала я думал, что их будет немного, но потом пригляделся и увидел, что очень много, даже чересчур. И я стал их состригать, и старался быстро стричь, как в парикмахерской, и пощелкивал ножницами по воздуху, когда переходил от волоска к волоску. Папа вошел в комнату, поглядел на меня и сказал: – С боков больше снимай, а то получится под бокс! Я сказал: – Не очень-то быстро выстригается… Но тут папа вдруг как хлопнет себя по лбу: – Господи! Ну и бестолковые же мы с тобой, Дениска! И как это я позабыл! Кончай стрижку! Ее нужно опалить на огне! Понимаешь? Так все делают. Мы ее на огне подпалим, и все волоски сгорят, и не надо будет ни стрижки, ни бритья. За мной! И он схватил курицу и побежал с нею на кухню. А я за ним. Мы зажгли новую горелку, потому что на одной уже стояла кастрюля с водой, и стали обжигать курицу на огне. Она здорово горела и пахла на всю квартиру паленой шерстью. Папа поворачивал ее с боку на бок и приговаривал: – Сейчас, сейчас! Ох и хорошая курочка! Сейчас она у нас вся обгорит и станет чистенькая и беленькая… Но курица, наоборот, становилась какая-то черненькая, вся какая-то обугленная, и папа наконец погасил газ. Он сказал: – По-моему, она как-то неожиданно прокоптилась. Ты любишь копченую курицу? Я сказал: – Нет. Это она не прокоптилась, просто она вся в саже. Давай-ка, папа, я ее вымою. Он прямо обрадовался. – Ты молодец! – сказал он. – Ты сообразительный. Это у тебя хорошая наследственность. Ты весь в меня. Ну-ка, дружок, возьми эту трубочистовую курицу и вымой ее хорошенько под краном, а то я уже устал от этой возни. И он уселся на табурет. А я сказал: – Сейчас, я ее мигом! И я подошел к раковине и пустил воду, подставил под нее нашу курицу и стал тереть ее правой рукой изо всех сил. Курица была очень горячая и жутко грязная, и я сразу запачкал свои руки до самых локтей. Папа покачивался на табурете. – Вот, – сказал я, – что ты, папа, с ней наделал. Совершенно не отстирывается. Сажи очень много. – Пустяки, – сказал папа, – сажа только сверху. Не может же она вся состоять из сажи? Подожди-ка! И папа пошел в ванную и принес мне оттуда большой кусок земляничного мыла. – На, – сказал он, – мой как следует! Намыливай! И я стал намыливать эту несчастную курицу. У нее стал какой-то совсем уже дохловатый вид. Я довольно здорово ее намылил, но она очень плохо отмыливалась, с нее стекала грязь, стекала уже, наверно, с полчаса, но чище она не становилась. Я сказал: – Этот проклятый петух только размазывается от мыла. Тогда папа сказал: – Вот щетка! Возьми-ка потри ее хорошенько! Сначала спинку, а уж потом все остальное. Я стал тереть. Я тер изо всех сил, в некоторых местах даже протирал кожу. Но мне все равно было очень трудно, потому что курица вдруг словно оживела и начала вертеться у меня в руках, скользить и каждую секунду норовила выскочить. А папа все не сходил со своей табуретки и все командовал: – Крепче три! Ловчее! Держи за крылья! Эх ты! Да ты, я вижу, совсем не умеешь мыть курицу. Я тогда сказал: – Пап, ты попробуй сам! И я протянул ему курицу. Но он не успел ее взять, как вдруг она выпрыгнула у меня из рук и ускакала под самый дальний шкафчик. Но папа не растерялся. Он сказал: – Подай швабру! И когда я подал, папа стал шваброй выгребать ее из-под шкафа. Он сначала оттуда выгреб старую мышеловку, потом моего прошлогоднего оловянного солдатика, и я ужасно обрадовался, ведь я думал, что совсем потерял его, а он тут как тут, мой дорогой. Потом папа вытащил наконец курицу. Она была вся в пыли. А папа был весь красный. Но он ухватил ее за лапку и поволок опять под кран. Он сказал: – Ну, теперь держись. Синяя птица. И он довольно чисто ее прополоскал и положил в кастрюлю. В это время пришла мама. Она сказала: – Что тут у вас за разгром? А папа вздохнул и сказал: – Курицу варим. Мама сказала: – Давно? – Только сейчас окунули, – сказал папа. Мама сняла с кастрюльки крышку. – Солили? – спросила она. – Потом, – сказал папа, – когда сварится. Но мама понюхала кастрюльку. – Потрошили? – сказала она. – Потом, – сказал папа, – когда сварится. Мама вздохнула и вынула курицу из кастрюльки. Она сказала: |