Книга Цветы любви, цветы надежды, страница 33 – Люсинда Райли

— Сейчас я живу дома и проведу здесь все лето. Постараюсь сделать свой неожиданный отпуск, как можно более насыщенным. — Он улыбнулся, глядя на девушку. — Очень рад тебя видеть, Оливия, правда!

— Оливия, милая, как поживаешь?

Рядом с ними возник незнакомый для Гарри мужчина, и молодой хозяин счел уместным ретироваться.

— Извини, Оливия, мне надо обойти всех гостей. Я вижу, некоторые молодые дамы, в том числе и моя кузина, скучают без кавалеров. — Гарри кивнул на полную девушку, которая стояла на террасе одна. — Увидимся позже.

— Гарри, приятель, здорово!

— Себастьян! — Гарри сердечно пожал руку старому другу. — Сколько лет, сколько зим! Если не ошибаюсь, мы с тобой расстались два года назад, четвертого июня, в Итоне.

— Точно! — Себастьян снял очки с толстыми круглыми линзами и протер их носовым платком. — Так и думал, что встречу тебя здесь сегодня. Ну как ты? Что, в Сандхерсте все так ужасно, как ты думал?

— Хуже! — пошутил Гарри.

Себастьян был одним из немногих, с кем он мог откровенно говорить на эту тему. Они познакомились в Итоне. Близорукий астматик и книжный червь Себастьян прилепился к музыкальному и болезненно робкому Гарри. Они оба страдали от насмешек и издевательств других учеников и, хотя имели мало общего, сблизились, будучи аутсайдерами.

— Слава Богу, муштра позади. Теперь я жду, когда начнется война, и мне отстрелят ногу в сражении, — мрачно добавил Гарри.

— Что ж, хотя бы от этого я застрахован. — Себастьян вновь водрузил очки на нос. — Ни один здравомыслящий человек не даст мне в руки оружие. Я и прицелиться-то толком не смогу.

— Да, старина, не хотел бы я, чтобы ты служил в моем батальоне! Впрочем, если честно, я и сам не горю желанием идти на войну. — Гарри улыбнулся, взял с подноса пару бокалов шампанского и протянул один Себастьяну. — Чем ты сейчас занимаешься?

— Работаю в торговой компании отца. Я прошел стажировку в лондонском филиале и скоро поеду в головной офис, в Бангкок. Папа целых двадцать лет провел экспатриантом и теперь мечтает вернуться на родину. Его не пугают грозовые тучи, которые нависли над нашими берегами и сгущаются с каждым днем.

— Понятно, — хмуро пробормотал Гарри.

— Если война и впрямь начнется, мне придется организовать морскую перевозку войск и снаряжения в Восточную Азию, но это будет мой единственный вклад в общее безумие. Жду не дождусь этой поездки. Говорят, сиамские девушки — горячие штучки!

— Ты уезжаешь как раз вовремя, — завистливо заметил Гарри. — В Европе началась большая заваруха. Не думаю, что она доберется до Сиама.

— Я тоже не думаю, хотя кто знает? — отозвался Себастьян. — Конечно, я чувствую себя виноватым, поскольку не могу защитить родину, но, возможно, это маленькая компенсация за то, что природа наградила меня такими плохими глазами и хворой грудью.

Гарри увидел, что Пенелопа по-прежнему стоит в одиночестве, и тронул приятеля за плечо.

— Мне надо идти, старик. Как приедешь на новое место, черкни адресок.

— Договорились. Страшно рад повидаться с тобой, Гарри. Если тебя отправят на войну, постарайся остаться живым, ладно? Я подберу для тебя пару сиамских девушек.

За обедом Оливия с удовольствием общалась с веселыми соседями по столу. В основном это были люди, с которыми она познакомилась в Лондоне. Слева от нее сидел Ангус, шотландский помещик, который, похоже, питал к ней мужской интерес, а справа — Арчи, виконт Маннерс. Кое-кто из ее лондонских подруг говорил, что Арчи «предпочитает сильный пол». У Оливии не хватало житейского опыта, чтобы судить о подобных вещах.

После обеда всех участников вечеринки выпроводили из бального зала, чтобы вынести оттуда столы. Оливия стояла на террасе с Арчи и курила вместе с ним редкую арабскую сигарету.

Арчи взглянул на парк, тонувший в вечернем полумраке, и вздохнул.

— Какая волшебная красота. Ее прекрасно описал Блейк:

Луна цветком чудесным

В своем саду небесном

Глядит на мир, одетый в тьму,

И улыбается ему [10] .

Грянул оркестр, и люди потянулись обратно в бальный чал.

— Надеюсь, вы не обидитесь, если я не приглашу вас на танец? У меня обе ноги левые, и я боюсь вас покалечить, Оливия, — признался Арчи. — Пожалуйста, найдите себе другого кавалера.

— Мне и здесь неплохо.

— Ну, долго вы здесь не простоите. Я уже вижу, как к нам приближается некий красавчик.

«Неким красавчиком» оказался Гарри. Он подошел поближе и остановился в нескольких шагах от них.

— Я вам не помешаю? — спросил он, внезапно смутившись.

— Нисколько. — Оливия с трудом скрыла радость. — Пожалуйста, подойди сюда, я познакомлю тебя с Арчи. Арчи, это Гарри Кроуфорд, сын хозяина дома.

Мужчины несколько секунд смотрели друг на друга, потом Гарри протянул руку.

— Здравствуйте, Арчи. Очень приятно с вами познакомиться.

— Мне тоже, Гарри. — Арчи вдруг улыбнулся — впервые за весь вечер.

Наконец Оливия прервала затянувшееся молчание:

— За обедом мы с Арчи хорошо провели время, обсуждая великих поэтов-романтиков. Разумеется, Арчи и сам пишет стихи.

— Вот как? — спросил Гарри.

— Да. Для себя, конечно. Не хочу никому навязывать свои скромные вирши. Боюсь, они слишком сентиментальны, — отозвался Арчи.

— Что ж, в этом мы с вами похожи, — усмехнулся Гарри. — Лично я обожаю Руперта Брука.

Арчи просиял.

— Какое совпадение! Я тоже. За обедом я до полусмерти замучил бедную Оливию его поэзией. — Он закрыл глаза и начал цитировать:

Цветы любви, цветы надежды

И с темной памятью легка моя игра.

Словно дитя под небом летних дней,

Сжимаю горсть сверкающих камней;

За них сжигали в прошлом города...

Гарри подхватил:

Любовь теряли, жизни и царей

Бог превращал в летучий горький прах [11] .

Они тепло улыбнулись друг другу, радуясь, что у них обнаружилась общая страсть.

— Я мечтаю поехать на остров Скирос, чтобы посмотреть на его могилу, — признался Арчи.

— Мне повезло: я побывал в старом доме приходского священника в Грантчестере, где прошло детство Брука, — похвалился Гарри.

Оливия слушала их оживленную беседу и чувствовала себя лишней. Выручила Венеция; подруга, уже слегка навеселе, подошла к ним и улыбнулась:

— Привет, милая! — Она оглядела Гарри с головы до ног. — Это кто? — спросила она, и глаза ее заблестели.