
Онлайн книга «Next»
— Примерно? — Возможно, четыре месяца. — Иисусе! — У Ватсона перехватило дыхание. Он вытер ладонью лоб и глубоко вздохнул. — Вот, значит, как обстоит дело. Тогда давайте попробуем заменить ген. Прошло пять лет, у них должен быть протокол. — У них его нет, — сказал Роббинс. — У кого-то должен быть. — Нет. Скриппс запатентовал ген и передал его по лицензии компании «Бейнарт Бангхофф», швейцарскому фармацевтическому гиганту. Это была часть пакетного соглашения по двадцати наименованиям, из которых BRD7A считался далеко не самым важным. — О чем вы говорите? — Компания «Бейнарт» назначила очень высокий размер выплат за использование гена. — Почему? Это же сиротская болезнь! [20] Какой в этом смысл? Роббинс пожал плечами. — «Бейнарт Бангхофф» — большая компания. Кто знает, чем они руководствуются, принимая то или иное решение! Их отдел лицензирования устанавливает размер выплат за восемьсот генов, которые они контролируют, и в этом отделе работает сорок человек. Чистой воды бюрократия. Но установление ими высоких размеров выплат — их обычная практика. — Боже милостивый! — Поэтому в течение последних пяти лет ни одна лаборатория мира не работала над этим заболеванием. — Господи… — Слишком дорого, Джек. — В таком случае я куплю этот чертов ген! — Не выйдет. Я уже выяснял. Он не продается. — Все продается. — Любая продажа, осуществленная «Бейнхартом», должна быть одобрена Скриппсом, а подразделение Скриппса, занимающееся трансфером технологий, ни за что не одобрит… — Не волнуйтесь, я это я возьму на себя. — Вообще-то да, у вас это может получиться. — И перенос гена я тоже организую. Для этого мы создадим специальную группу на базе этой клиники. — Мне бы очень хотелось, чтобы это получилось, Джек, но перенос гена — крайне рискованная процедура, и сегодня за это не возьмется ни одна лаборатория. В тюрьму за неудачный перенос гена еще никого не посадили, но было много случаев, когда пациенты умирали, и… — Фред, взгляните на меня! — Вы могли бы сделать это в Шанхае. — Ни в коем случае! Только здесь! Фред Роббинс прикусил губу. — Джек, вы должны взглянуть в лицо реальности. Шансы на успех составляют менее одного процента. Если бы с геном работали на протяжении последних лет, у нас были бы результаты опытов на животных, вирусные исследования, иммунодепрессивные протоколы — все то, что повысило бы ваши шансы. Но то, что вы предлагаете, — это стрелять с бедра… — На большее у меня просто нет времени. Только стрелять с бедра. Фред Роббинс с сомнением покачал головой. — Сто миллионов долларов, — сказал Ватсон. — Вне зависимости от результата. В Аркадии есть частная клиника, проведите процедуру там. У нас либо получится, либо нет. Фред Роббинс снова грустно покачал головой. — Мне очень жаль, Джек. Очень жаль. ГЛАВА 094
Под потолком прозекторской один за другим вспыхнули несколько рядов ярких ламп. «Впечатляющее начало!» — подумал Горевич, державший в руке любительскую видеокамеру. Человек в белом халате выглядел внушительно и даже грозно: седые волосы, очки в проволочной оправе, жесткий взгляд. Это был ученый с мировым именем, знаменитый анатом, специализирующийся на приматах, Йорг Эриксон. — Доктор Эриксон, чем мы сегодня занимаемся? — спросил Горевич. — Сегодня мы исследуем всемирно известное животное, орангутанга из Индонезии, который, предположительно, умел разговаривать как минимум на двух языках. Что ж, сейчас увидим. Доктор Эриксон повернулся к стальному столу, на котором, накрытое простыней, угадывалось тело. Широким театральным жестом он сдернул простыню. — Перед нами — молодой pongo abelii, орангутанг суматранский, отличающийся от борнейского орангутанга меньшими размерами. Это самец, возраст которого около трех лет, в хорошей с виду физической форме, без видимых шрамов и повреждений. Что ж, начнем. Он взял скальпель. — С помощью срединного сагиттального надреза я, обнажаю переднюю мускулатуру глотки и зев. Обратите внимание на верхние и нижние лопаточно-подъязычные мускулы, а также грудинно-подъязычную мышцу. Хм… — Эриксон склонился над шеей животного, закрыв ее от объектива камеры. — Что вы там видите, профессор? — Я рассматриваю лопаточно-подъязычные и грудинно-подъязычные мышцы, и вижу кое-что весьма интересное. Обычно передняя мускулатура глотки орангутанга развита довольно слабо, и в ней отсутствует тонкий аппарат речи, свойственный человеку. Но это животное похоже на какой-то переходный вид, которому отчасти присущи характеристики строения глотки и примата, и человека. Обратите внимание на грудино-ключичнососцевидную область… «Господи Иисусе!» — подумал Горевич, услышав мудреный термин. — Профессор, а не могли бы вы сказать это по-английски? — Нет, я не знаю, как объяснить это в доступной форме. — Ну хотя бы попробуйте. Чтобы нашим зрителям было понятнее. — Хорошо. Все эти специфические мышцы, большая часть которых прикреплена к подъязычной кости, или, как ее еще называют, адамову яблоку, больше похожи на человеческие, чем на обезьяньи. — Чем это может быть вызвано? — Очевидно, какой-то мутацией. — А остальное тело животного? Оно тоже имеет сходство с человеческим? — Всего остального я еще не видел, — сварливо ответил Эриксон, — но в свое время мы дойдем и до этого. Сейчас меня больше интересует вращение оси большого затылочного отверстия и, конечно, глубина и расположение борозд двигательной зоны коры головного мозга. Разумеется, это можно будет выяснить лишь при том условии, что серое вещество осталось неповрежденным. — Вы рассчитываете обнаружить в мозгу изменения, приблизившие орангутанга к человеку? — Откровенно говоря, не знаю, — ответил Эриксон. Он переключил внимание на череп орангутана, положил ладони на редкие волосы, покрывавшие голову обезьяны, и стал ощупывать кости. — Вот видите, у этого животного теменные кости изгибаются внутрь. Это типично для человекообразных. А у человека они выгнуты наружу, и верхняя часть черепа шире, чем нижняя. Эриксон отступил от стола. — То есть вы хотите сказать, что перед нами — помесь человека и обезьяны? — уточнил Горевич. — Нет, — ответил Эриксон, — это обезьяна. Точнее сказать, аберрантная, видоизмененная обезьяна. Но это определенно обезьяна. |