
Онлайн книга «Трибуле»
![]() – Позволяю, шевалье… Месье де Монклар, вы получаете в свое распоряжение месье де Рагастена… Шевалье, я счастлив, что смог быть вам полезным… Хочу видеть вас среди своих друзей… – Сир, – Рагастен поклонился, – я полностью предан вам и никогда не забуду приема, который Ваше Величество соблаговолил мне оказать. – Хорошо! Я смогу в случае надобности напомнить вам эти слова. – Когда будет угодно вашему величеству… – Ну, ладно… – и король Франциск замялся… – Возможно, что когда-нибудь я вернусь в Италию… Прощайте, шевалье… Не покидайте Париж, не поставив меня в известность, добились ли вы успеха. – Ваше Величество обременили меня своей добротой, – сказал Рагастен. И он удалился с мыслью: «В Италию?.. Вот это да!.. А между тем парижского урока ему было бы достаточно». Монклар сопровождал шевалье до двора Лувра. Когда Рагастен всунул ногу в стремя, главный прево сказал: – Месье шевалье, мой дом открыт для вас в любое время. – Спасибо, месье главный прево. Я смогу воспользоваться вашим предложением сегодня после полудня, если это вам будет удобно. – Король мне приказал быть в вашем распоряжении. Используйте меня и не бойтесь злоупотреблений. – Еще раз спасибо! И Рагастен подобрал поводья своей лошади. – Кстати, – сказал он неожиданно, – скажите мне наконец имя этого бандитского главаря… – Какого? – Который чудесным образом сбежал из хранилища скелетов в Монфоконе. Этот человек меня заинтересовал. – Его зовут Манфред. Рагастен страшно побледнел; конвульсии встряхнули его тело. К счастью, чем-то поглощенный Монклар не заметил этой странной реакции. Он, в свою очередь, спросил: – Когда я задавал вам вопросы, то забыл спросить об одном, и очень важном. Как звали маленького мальчика, которого вы разыскиваете? У Рагастена было время прийти в себя. Он ответил, стараясь говорить как можно естественнее: – Его звали Луи… Я назвал его в честь покойного короля Людовика XII. Шевалье де Рагастен спешил добраться до отеля, который он нанял на все предполагаемое время пребывания в Париже. Он испытывал странное чувство, проявлявшееся в серии непроизвольных нервных движений. Так подействовал на Рагастена сенсационный ответ главного прево. Он повторял с дрожью: – Я ведь сотню раз чуть было не раскрыл имя своего ребенка, Я чуть не переступит через грань, чуть не назвал его Манфредом. Но внезапно он спросил себя: – Ах, да! Но почему мне надо верить, что этот Манфред и есть мой сын?.. Кто докажет это?.. В Париже, может быть, живет две-три сотни Манфредов. Он добрался до отеля и отправился в апартаменты жены. Но слуги доложили ему, что мадам принцесса довольно рано ушла их отеля в сопровождении доверенного человека монсеньора. И в самом деле, ранним утром, как только шевалье де Рагастен покинул отель, принцесса Беатриче позвала к себе Спадакаппу и отдала какие-то распоряжения, которые верный слуга поспешил исполнить. Десять минут спустя принцесса покинула отель в простой одноконной карете. Но Спадакаппа занял место рядом с кучером. Естественно, Спадакаппа был вооружен до зубов. Кроме длинного кинжала, который он носил у пояса и никогда с ним не расставался, он положил под сиденье два заряженных пистолета, а также порох и запасные пули – на случай, если понадобится перезарядка. В самой карете он положил аркебузу, а на коленях держал рапиру, которой мог бы позавидовать любой забияка. Достойный Спадакаппа никак не мог отказаться от добрых старых обычаев. Он выходил на улицу, вооружившись так, словно отправлялся на войну, как и в те времена, когда он следовал вплотную за своим хозяином по римским улицам. Едва заняв место возле кучера, Спадакаппа приказал ему следовать к улице Вольных Стрелков. Прошло совсем немного времени, когда они туда прибыли. Карета остановилась у входа на улочку. Принцесса Беатриче бойко спрыгнула на землю. Спадакаппа сопровождал ее. Вид вооруженного до зубов слуги в немалой степени способствовал обеспечению безопасности отважной женщины. При шуме появившейся в подобном месте кареты любопытствующие местные жители высунулись в приоткрытые двери; обрисовались угрожающие выражения на лицах, а в темных дырах Спадакаппа приметил глаза, поблескивавшие от вожделения, останавливаясь на драгоценностях, дополнявших, согласно всегдашней моде, костюм принцессы – так во все времена мода диктует состоятельным женщинам! Появились одетые в грязные лохмотья обитательницы улочки. К ним и обратилась Беатриче: – Вы слышали крики? Вы слышали голос, зовущий на помощь? Ответы были единообразны. Никто ничего не слышал. Или, может быть, кто-то и кричал, звал на помощь, на такие призывы здесь столь частые, что никто не обратил на них ни малейшего внимания. Напрасно Беатриче уточняла, приводила детали, о которых рассказал ей шевалье де Рагастен. Очень скоро стало ясно, что обитатели квартала, существующие на грани выживания, ничего не скажут и будут хранить ненарушимое молчание. Продолжая расспросы, принцесса и Спадакаппа продвигались вперед. И по мере их продвижения становилось всё больше угрожающих лиц, замеченных Спадакаппой. – Мадам, – тихо сказал он, – я думаю, пора возвращаться. Спадакаппа боялся. Будь он один, он попытался бы пробиться сквозь эти группки людей, окружавших их с недоброжелательным любопытством. Принцесса не стала возражать и вернулась, не переставая задавать вопросы направо и налево. Расспросы не дали никакого результата. Внезапно, когда она проходила мимо самого печального, развалившегося больше других домишки, послышался душераздирающий крик. – Кто живет в этом доме? – спросила принцесса у проходившей мимо старой женщины. Женщина остановилась, вздрогнула и долго разглядывала Беатриче. – Вы слышали меня, добрая женщина? – снова спросила процесса. – Кто живет в этом доме? – Не знаю, – холодно ответила цыганка. Потому что это была именно цыганка, одна из тех гадалок, которыми кишел Двор чудес. – Вы приехали из Италии, – сказала цыганка со странной улыбкой. – В самом деле, – удивилась принцесса. – Вы, мадам, не найдете здесь того, кого ищете… По меньшей мере, будет слишком поздно, когда вы его найдете. Ошеломленная, принцесса хотела попросить у цыганки разъяснений, но старая колдунья быстро удалилась. И в это же самое время раздался еще один крик, еще более душераздирающий, чем прежде. |