
Онлайн книга «Двор чудес»
Для Мадлен Феррон он мечтал о казни. А Жилет он мечтал принести в жертву своему последнему исступлению. * * * Франциск I вышел из спальни и прошел в большую гостиную, полную придворных. Тут как раз вернулся Ла Шатеньере. — Что же? — спросил король. — Пустой номер, государь. — О, проклятая! — воскликнул король. — Мы перерыли весь дом сверху донизу. Нашли только труп… труп очень безобразного мужчины с перерезанным горлом. Король содрогнулся при том воспоминании, на которое навели его эти слова. — Что ж, — сказал он. — Монтгомери! — Я здесь, государь! — откликнулся капитан гвардии. — Послушайте… Франциск I отвел капитана к окну и отдал ему приказание: — Возьмите сотню смышленых и надежных людей и разбейте их на столько отрядов, сколько трактиров в Фонтенбло. Каждому отряду назначьте свой трактир, дождитесь ночи, вечером, в десять часов, переворошите все гостиницы города; арестуйте без объяснений всякого иногороднего, явившегося сюда после меня, слышите ли? — всякого, что мужчин, что женщин… — Ясно, государь… — И особенно женщин! — продолжал король. — А пока посадите на коней пятьдесят лучших всадников и прикажите скакать по всем дорогам, особенно по Парижской. Прикажите им арестовывать всех, кто идет из Фонтенбло. Вы все поняли? — Да, государь. Но если Ваше Величество соизволит точнее указать мне на то лицо, которое имеет в виду, я, возможно, вернее добьюсь успеха. Франциск не сразу решился ответить. — Вы знаете даму Феррон? — спросил он. — Раза два видел, государь. — Речь о ней — прежде всего о ней! А еще об этих двух парижских разбойниках… — Манфреде и Лантене, государь? — Именно. Вы хороший слуга, Монтгомери. Идите, старайтесь… я на вас полагаюсь. — Сделаю даже невозможное, государь! — воскликнул капитан гвардии и отошел, просияв. Приказания, отданные королем, несколько подняли его настроение. Он обернулся к притихшим придворным с улыбкой. Тут же все мрачные и тревожные лица обратились в веселые, разговоры пошли прежним чередом, а король проходил от группы к группе, обращаясь к дворянам с любезными словами. Но веселье сменилось восторгом, когда, выходя, Франциск I опять обернулся к придворным и громко сказал: — Господа, главный ловчий доложил мне, что в нашем лесу есть матерый олень. Если Богу угодно, мы затравим его завтра. Итак, готовьтесь все хорошенько: этот зверь ушел уже не от одной своры; завалить его будет настоящей победой. Это известие было встречено приветственными кличами, а король прошел в покои герцогини де Фонтенбло. Эти покои находились в левом крыле дворца и состояли из дюжины просторных, очень пышно обставленных комнат. Была там великолепная передняя, где в честь прекрасной герцогини несли стражу двенадцать алебардщиков в парадных костюмах. Была огромная гостиная, где сидели камер-дамы. Была невероятно роскошная столовая, с высокими буфетами, уставленными драгоценной посудой, золотыми сосудами, огромными канделябрами. Была, наконец, и спальня, где на помосте, как трон, стояла широкая, монументальная кровать — шедевр резьбы по дереву. Но Жилет никогда не входила в парадную гостиную. Ела она в одиночестве в маленькой задней комнатке. В той же комнатке она спала. Она потребовала поставить на дверь крепкий засов, угрожая выброситься из окна, если ее желание не будет исполнено. Все эти требования взбудоражили и весьма раздосадовали мирок камер-дам герцогини. Итак, Жилет жила в маленькой комнатке с единственным окошком, выходившим в сад. В общем, она была достаточно защищена от незнакомых ей, но угаданных девичьим инстинктом опасностей. Для развлечения она попросила принести в комнату прялку и пряла. Печальная жизнь отшельницы была на редкость однообразна. Утром на рассвете она вставала, сама одевалась и лишь довольно поздно открывала засов. Тогда первая камер-дама приходила к ней за распоряжениями «к туалету», как будто не видела, что Жилет уже одета. На это девушка всякий раз отвечала ей: если речь идет о распоряжениях на завтра, то она их обдумает ночью. В полдень статс-дама являлась опять с объявлением, что «кушанье для госпожи герцогини готово в столовой». На что Жилет отвечала тем, что вызывала служанку и просила принести обед к ней в комнату. Вечером повторялось все то же самое. Днем статс-дама неизменно приходила с вопросом, не желает ли герцогиня послушать чтение или присутствовать при беседе дам. Герцогиня столь же неизменно отвечала, что читать она может и сама, что же до беседы придворных дам, то она ей скучна, потому что далеко не все в ней понятно. Единственным развлечением Жилет была прогулка по парку, да и то она всегда дожидалась темноты. Но она ни шагу не могла сделать без сопровождения — под тем предлогом, что ее необходимо развлечь и вообще оказывать честь. Однажды вечером она неспешно шла по аллее вдоль высокой стены парка. Один из часовых так пристально поглядел на нее, что Жилет подошла к нему. Ей уже несколько раз приходилось перемолвиться словом с кем-нибудь из солдат, и всегда это заканчивалось подаянием серебряной монетки. Так и в этот раз, увидев, что часовому, который так на нее уставился, что-то от нее нужно, она к нему подошла. — Вы хотите со мной говорить, не так ли? — кротко спросила она. Часовой поспешно огляделся и сказал: — Господин Трибуле в Фонтенбло. Жилет вскрикнула, и дамы бросились к ней — а ведь часовой, возможно, как раз хотел сообщить что-то еще… Жилет даже видела, что он собирается говорить дальше, но было поздно! — Этот человек вам нагрубил? — воскликнула первая камер-дама. — Я сейчас вызову офицера… — Нет-нет! — поспешно возразила Жилет. — Просто я оступилась и побоялась упасть. — Впрочем, — с уязвленным видом заметила дуэнья, — всего можно ожидать, когда знатная дама опускается до разговора с людьми такого рода без всякого этикета… Жилет, уходя, многозначительно посмотрела на солдата. На другой день она искала этого часового, но напрасно. То же и на третий, и на четвертый. Жилет подумала, что солдат, возможно, попал под подозрение, и перестала выходить в парк, чтобы эти подозрения отвести. Если понимать, какое отчаяние крылось под ее напускным равнодушием, можно вообразить и радость, когда она узнала, что не оставлена, что ее ищут, заботятся об ее вызволении… В таком расположении духа она была, когда ей объявили о визите Его Величества. |