
Онлайн книга «Двор чудес»
— Что ты говоришь! — воскликнул Франциск I. — Правду, государь. — А меня не уведомили! Дофин-то небось уже получил новость! Король прошелся по кабинету. Лицо его горело гневом — им овладел один из тех приступов, от которых трепетал Лувр, Париж, а подчас и вся Франция. — Посмотрим, посмотрим, король ли я еще! — кричал он. — Сансак, отправляйся в Париж вместе с Ла Шатеньере и д’Эссе. Я доверяю только вам троим. Назначаю тебя великим прево, слышишь! Сансак поклонился без всякой радости. Для этого кавалера жизнь кончилась в тот момент, когда он перестал быть «красавцем Сансаком». — Даю тебе все полномочия, — говорил король, один за другим сочиняя и подписывая документы. — Служба великого прево подчиняется тебе. Великого канцлера и мажордома Лувра посадишь в Бастилию. Еще посмотрим… поезжай немедленно… Монтгомери! Капитан гвардии явился. — Монтгомери, — прохрипел король, — немедленно отправляйтесь в покои дофина и госпожи Дианы… — Государь! — хотел вмешаться Сансак. — Молчать! Арестуйте моего сына, Монтгомери. Госпожу Диану тоже арестуйте. Ступайте и посмотрите, здесь ли Ла Шатеньере и д’Эссе. — Государь, — ответил Монтгомери, который уже вошел несколько бледный, — я как раз направлялся к Вашему Величеству, чтобы сказать… чтобы уведомить… — Что сказать? Говорите же сударь! — Государь, в парке на лужайке, в ста шагах от пруда, нашли мертвое тело господина д’Эссе. Грудь пронзена насквозь… — Какой негодяй это сделал?! — взревел Сансак. — Простите, государь… — Неизвестно! — ответил Монтгомери. Тут в передней послышался сильный шум и в кабинет ворвался камердинер Бассиньяк с криком: — Государь! Какая ужасная весть для Вашего Величества! Господин де Ла Шатеньере умер! — Умер… — еле слышно выговорил король. — Умер! — разом воскликнули Сансак и Монтгомери, приходя в ужас. — Убит! — произнес Бассиньяк. — Сейчас труп несчастного дворянина принесли во дворец. Те, кто принес, говорят: они подобрали тело на одной глухой улочке под названием Дровяная. Монтгомери содрогнулся, побледнел и прошептал себе под нос: — Голову даю на отсечение, что убийцу зовут Трибуле! — Хорошо, Бассиньяк, оставь нас! — сказал король. Камердинер вышел. Монтгомери ждал, чувствуя, что эта весть может переменить мысли короля. Тот и вправду был как громом поражен. — Монтгомери, — выговорил он с усилием, — то, что я вам приказывал… — Исполнять, государь? — Нет! Будем считать, что я ничего не говорил. И чтобы никто не знал! — О, Вашему Величеству прекрасно известно… — Да, вы человек верный… Ступайте, Монтгомери. Монтгомери вышел. Идя передней, он думал: «Надо ли мне сообщить дофину… который скоро станет королем?» Франциск I, оставшись наедине с Сансаком, встал и опять начал разгуливать по кабинету, но теперь медленно и печально. Придворный увидел, как обессилел король, какая страшная перемена произошла в нем с тех пор, как он оставил Париж… — Мне идти, государь? — спросил он. — Нет, оставайся, — сказал король чуть ли не с мольбой. — Кроме тебя, мне здесь не на кого положиться! И страшнее всего показалась Франциску реакция Сансака. Прежде в таких обстоятельствах он бы посоветовал королю рубить и вязать. Теперь он молчал… «Да, — подумал Франциск I с глубокой скорбью, — верно, я и впрямь осужден!» * * * Столько дурных вестей разом: безумие графа де Монклара, убийство д’Эссе и Ла Шатеньере — нанесли Франциску I страшный удар. И в этой душе, изъеденной эгоизмом, как изъедено неизлечимым недугом было тело его, не было искреннего сожаления о верном слуге, каким был великий прево, о славных товарищах в весельях и в опасностях, какими были Ла Шатеньере и д’Эссе. Король плакал только о себе самом. Потом, как часто бывает с неустойчивыми натурами, горе его приняло другое обличье. Образы его друзей расплылись в уме, потом исчезли и сменились образом Жилет. Через несколько часов после вести о катастрофе король уже думал только о том, чтобы ею овладеть. Но думал он об этом уже не с сомнениями, как прежде, а с яростью. Он мечтал о чудовищной смерти. С нервическим содроганием, он воображал, как его труп сжимает в ледяных объятьях завоеванную девушку… В любовном бреду Франциска I Жизнь и Смерть тесно переплелись в одном образе, огненными чертами рисуя в его воспаленном воображении диковинную картину пляски смерти. Потом перед его взором проплыла Прекрасная фероньерка: зовущая, смертоносная, ее нагое тело было восхитительно прекрасным, но на лице скалил зубы трухлявый череп… И он снова и снова возвращался к фантастическому порождению своего бреда: Вот он умирает… умирает от любви… от сладострастия… И мертвое тело в нерасторжимых объятьях сжимает тело Жилет, трепещущее жизнью и ужасом. * * * В час ужина король объявил, что есть не будет. Отходя ко сну, он отослал Бассиньяка. Тот обеспокоенно уселся в передней и стал ждать… Много часов подряд король отыскивал, придумывал, переживал ряд гнусных картин, чаровавших и убивавших его. Это была агония сладострастия. Потом голову пронзила стреляющая боль, и тут же судорожной болью скорчились внутренности. Уже давно пробило полночь, а король все молча мучился. Вдруг боль в животе утихла, но тотчас же Франциску показалось, что огненные иголки впиваются ему в глаза. Он сомкнул веки, но ему не полегчало… Тут ужас смерти предстал перед ним явственно, как будто она стояла рядом. Он хотел встать, чтобы избавиться от призраков воображения, сделал два шага и с душераздирающим криком тяжко рухнул… Было три часа ночи. — Король в опасности… Король при смерти! В замке туда и сюда носились огни, осветились все окна, и люди передавали друг другу эти слова. Жители замка разом проснулись и ждали, чем кончится кризис. Лишь покои Франциска I были пусты. Только Бассиньяк и Сансак, за которым бросился камердинер, вошли в королевский кабинет. Они отнесли государя на постель, раздели, и Бассиньяк стремглав бросился за придворным хирургом. Хирурга тщетно искали повсюду и наконец нашли в покоях дофина Генриха. Там собралась большая толпа. Монтгомери стоял в первых рядах придворных, бросившихся приветствовать восходящее солнце, и тихонько рассказывал дофину что-то, видимо, чрезвычайно интересное: Генрих слушал с великим вниманием. |