Книга Рижский редут, страница 91 – Вячеслав Дыкин, Далия Трускиновская

Бессмертный даже не усмехнулся. Я заподозрил, что он попросту ничего не знает о французском шпионе, что так ловко вкрался в доверие государыни. И похоже на то – чтобы иметь такие сведения, нужно быть внуком и племянником дам и господ елизаветинского двора, в книгах про это не вычитаешь. Он же был несомненно дворянского рода, но не приближенного ко двору, да и не страдал от этого.

– Коли так, вот вам едва ли не самый важный вопрос, – сказал Бессмертный. – Как вы додумались, что мусью Луи – мужчина? Видел ли кто из вас его совершенно раздетым?

– Сперва он был мне представлен как женщина в мужском наряде, – отвечал я. – Натали и сама, путешествуя, переоделась мужчиной. Я уже тогда отметил, что эта женщина стрижется коротко, почти по-мужски.

– Такая мода у дам была, – заметил Бессмертный, – но давно миновала.

– С того времени можно было отрастить косу по пояс. Затем же, когда нужда в маскараде как будто отпала, мусью Луи продолжал ходить в сюртуке или в длинном гаррике. Мужская одежда ему несомненно милее женской. Лицо у него… я бы не назвал это лицо дамским, Бессмертный. И, в довершение всего, он совратил сестру моего соседа-ювелира, добившись такой власти над ней, что она способствовала убийству Анны Либман, а затем и вовсе убежала со своим любовником. Чего же более? – патетически спросил я.

По лицам родственников я видел, что речь моя получилась связной и красивой.

– Логично… – пробормотал Бессмертный, но по лицу его, по взгляду я уж видел: что-то его в моих рассуждениях смущает.

Я посмотрел на Сурка, словно задавая безмолвный вопрос: что было не так. Тогда племянничек мой взял власть в свои руки и заговорил очень уверенно:

– Француз, мусью Луи, скорее всего, имел от господина Филимонова поручение – сделать так, чтобы Морозов сгинул на каторге. Это самое скверное, чем можно отомстить человеку благородному, уж лучше смерть. И он этого почти добился. Зная, где живет Морозов, он свел знакомство с женщиной, родственницей ювелира, который имеет дом и мастерскую на той же улице. Дома стоят так, что у них есть общий двор. Через этот двор к Морозову ходила его любовница, другая родственница ювелира. Француз во всем этом разобрался и, рассчитав время, заколол морозовскую любовницу столь ловко, что и соседи, и полиция оказались убеждены в вине нашего друга. Ювелир же этим воспользовался. Когда в комнате Морозова делали обыск, то нашли драгоценности Натали, и ювелир тут же объявил, что они-де у него украдены. Получилось, что Морозов со своей любовницей сговорились обокрасть ювелира. Ювелир мог приписать ей любые злобные намерения, потому что она уже была мертва и не могла возразить. А Натали не может заявить в полицию о пропаже драгоценностей и дать их приметы, она даже не знает, что они для нее пропали…

– Насколько я понимаю, соединили все сведения в общую картину вы, Сурков? – усмехнулся Бессмертный. – Весьма похвальная логичность. Что же вы предприняли, господа, чтобы помочь Морозову?

– Мы решили снять морозовскую комнату, чтобы на месте разобраться, как могло произойти убийство, а потом поселить в этой комнате Натали. Мы не могли допустить, чтобы она обитала в одном помещении с переодетым французом! – воскликнул Сурок. – Ведь неизвестно, как он собрался с ней поступить! Мы боялись, что ей угрожает смерть. Кроме того, мы этим маневром спасали морозовское имущество.

В сущности, беседу вели двое – Сурок и Бессмертный. Артамон, и без того зная обо всех событиях, отошел, чтобы отправить Свечкина за другим вином.

Пока он ходил и возвращался, Сурок перешел к рассказу о том, как мы нечаянно обнаружили мусью Луи ночью во дворе с Эмилией и как попытались его пленить. Оба прыжка в окошко были описаны со сдержанной гордостью, а беготня по театральным коридором и схватка с перепуганными постояльцами – с должным количеством шуток и иронии.

– А Морозов вышел в дверь, чтобы найти нас в переулках и привести обратно, – завершил Сурок. – При этом он налетел на мусью Луи и попытался его захватить, но его едва не пристрелили. Теперь ты…

Я вкратце поведал, как увидел француза, караулящего вход в театр из Малярной улицы, и как я бросился на шум, когда Сурку и Артамону удалось выбраться из театра.

– Вам ничто не показалось странным, когда вы в первый раз, в самый первый, увидели француза, стоящего в карауле? – вдруг спросил Бессмертный.

– Показалось! – выпалил я. – Он выскочил из театра куда быстрее, чем Вихрев и Сурков, которые неслись за ним по пятам, и даже не попытался где-то скрыться. Просто стоял посреди улицы, ближе к углу. Даже если он ждал Эмилию, которая должна выйти следом, все равно как-то странно.

– А во что он был одет?

– Да как обычно по ночам – в свой длинный гаррик. Это удобно, если таскаешь с собой пистолеты.

– А для чего бы ему ждать Эмилию?

– На следующий день обнаружилось, что она пропала вместе с вещами. Видимо, он подговаривал ее бежать.

– То есть она из театра, по которому носятся обезумевшие постояльцы, два бравых моряка, и ее ненаглядный любовник, вернулась домой, собрала вещи и, опять же через театр, убежала?

– Выходит, что так.

– А дома меж тем поднялась суета, зажгли свет. И, я полагаю, не сразу угомонились.

– Видимо, так.

– То есть мусью Луи простоял на улице довольно долго, рискуя еще раз встретиться с вами, Морозов, и с вашими друзьями. Он же не мог знать ваших планов и намерений, а чтобы встретить беглую фрейлен, ему нужно было стоять в одном определенном месте. Логично?

– Логично! – едва ли не хором согласились мы.

Кощей Бессмертный, он же Канонирская Чума, он же сержант Гореслав Карачунович, смотрел на нас строго, не меняясь в лице, и только я один, может, разглядел в его глубоко сидящих глазах злоехидную усмешку.

– А теперь все то же самое – сначала и внятно, господа, – сказал он. – С той минуты, когда вы услышали, что внизу воркуют два преступных голубка. Итак, вы поочередно свалились на мусью Луи из окошка. Как вышло, что вы, Сурков, не схватили его в охапку?

– Я угодил промеж его и немки. Схватил было немку, а он дернул ее за руку…

– …и вырвал из ваших объятий. Почему? Потому, что обнимать слабый пол еще не выучились.

Артамон фыркнул, Сурок зашипел от ярости, но как-то сдержался.

– Господин Бессмертный, это к делу не относится, – отрубил я.

– Еще как относится. Если бы Сурков действовал по старому морскому закону «хватать и не пущать», то девица могла быть допрошена сразу же, по горячим следам, и поведала много любопытного. Теперь же, статочно, она уплыла вниз по Двине и движется в направлении Швеции, причем не получая от этой увеселительной прогулки никакого наслаждения.

– Да нет, нам прекрасно известно, где она! – вскричал Артамон. – Мусью Луи привел ее, раненую, в комнату, где жил с Натали… ох, я не то имел в виду… Она и теперь там лежит перевязанная! И одурманенная какой-то настойкой!