Книга Последний незанятый мужчина, страница 53 – Синди Блейк

— Морган. — Элайза встала и направилась к Моргану. Она подошла к нему и подбоченилась. — Думаю, мне пора спать. На сегодня достаточно.

— Можешь спать в маминой комнате. Джорджину положим в комнате для гостей. Ладно?

— Ладно.

Элайза направилась было к двери, но с порога вернулась и шепнула ему что-то на ухо. Потом посмотрела на Джорджину, кивнула ей:

— Пока, до завтра! — и вышла из комнаты.

Оставшись с ним наедине, Джорджи хотела было спросить, что случилось, отчего такая резкая перемена настроения и что шепнула ему Элайза.

Но вместо этого сказала:

— Надеюсь, вы не будете против, если я у вас переночую.

— Разумеется. — Он подошел к камину, взял пульт, включил телевизор, стоявший в самом углу. — Самое время развлечься. — Он даже не взглянул на нее, просто сел на диван и уставился на экран.

Что такое? Почему? Джорджи терялась в догадках. Когда ей было лет восемь, крестная подарила ей на день рождения стеклянную лошадку. Джорджи никогда не ездила верхом и вообще к лошадям была равнодушна, но эту стеклянную лошадку почему-то сразу полюбила. Как вышло, что она разбилась, она толком не помнит, помнит лишь осколки, разбросанные по всему полу: там ухо, там нога, там хвостик — разбитая лошадка. Несколько лет спустя, когда по школьной программе изучали пьесу «Стеклянный зверинец» [6] , она так увлеклась чтением, что учительница только диву давалась. По английской литературе у Джорджи всегда были хорошие оценки, но особого рвения она не проявляла, не то что в математике. Интересно, с чего такой интерес к пьесе? — удивлялась учительница. Джорджи и сама бы не смогла объяснить. Просто, читая, она видела перед собой свою разбитую стеклянную лошадку. Вот и теперь, сидя с Морганом Блейном перед телевизором, она чувствовала почти то же самое. Пустоту, одиночество и отчаяние, что, в сущности, можно было назвать запоздалым осознанием несбывшихся надежд.

За окном все кружили снежинки, в камине потрескивал огонь, Элайза давно ушла спать, а Морган Блейн все щелкал по каналам. Джорджи присела на краешек дивана.

Щелк — повторяют «Сайнфилда». Щелк — Си-эн-эн. Щелк — «Друзья». Щелк — баскетбол. Щелк — хоккей. Щелк — Одри Хепберн под дождем. «Завтрак у Тиффани». Больше Морган не щелкал. Он сидел и молча смотрел, пока фильм не кончился и не поползли титры.

— Композитор Генри Манчини, — сказал он. — Автор «Лунной реки».

— Знаете, меня всегда удивляло… — начала Джорджи взволнованно.

— Почему «ежевичный друг»?

— Откуда вы?..

Джорджи не договорила фразы. Она смотрела на Моргана Блейна. Он смотрел в телевизор.

— Ежевичный друг наряду с куплетами из «Парка Макартура» [7] считаются самыми бессмысленными стихами из всех существующих.

Он наконец повернул к ней голову и удостоил ее взглядом.

Надо вернуть то, что было, подумала она. Не знаю точно, что это за наваждение такое было, но надо это вернуть. Кто бы мог представить, что можно думать в унисон? Он словно читает мои мысли! Кто бы еще мог так ответить? Никто!

— В общем… пора на боковую. — Он выключил телевизор, потянулся.

— Ваша комната на втором этаже, первая дверь налево. Я положил там пижаму и полотенце. Рано утром придут снегоуборочные машины, они наверняка вас разбудят. Я все равно встаю рано, так что, если захотите кофе, я вам тут оставлю на столе. Мне завтра с утра надо съездить в Манхэттен по делам, так что я могу вас подбросить. Вы как?

— Не могли бы мы… может, еще посидим немного, поговорим…

— Поговорим о чем? О моих книгах?

— Ну да, если вы не против. Или еще о чем-нибудь — о чем хотите.

— Нет уж, Джорджина, спасибо, не надо. Я устал. Конечно, если вы хотите пообниматься с великим писателем, я к вашим услугам.

— Морган! — Что на это ответить? Что за странный характер — просто Джекил и Хайд какой-то!.. Добрый Морган — Злой Морган. Одно непонятно: что вызвало к жизни Злого Моргана. — Зачем вы так говорите?

— Затем, что я устал от этой дряни. Идите сюда.

Джорджи не шелохнулась.

Тогда Морган схватил ее за руку и поднял с дивана.

— Идите сюда. — Обняв ее за талию, он рывком притянул ее к себе. Нагнулся и поцеловал — с остервенением и злостью. Она ответила с не меньшей злостью. В этом поцелуе было столько агрессии, словно это битва гигантов. Она ждала, когда появится нежность. Не появилась.

Морган отступил на шаг, положил ей руки на плечи и развернул так, чтобы она смотрела в том же направлении, что и он, притянул к себе и прошептал на ухо:

— Посмотрите вокруг, Джорджина. Скажите мне, что вы видите?

Она, дрожа от страха и волнения, огляделась.

— Гостиную. Два весла, два спасательных круга, рыбу на доске. Это что, игра?

— А еще что видите? — Он крепче сжал ее за плечи.

— Лампу. Телевизор. Полку с книгами.

Слегка подталкивая ее, Морган подвел ее к книжной полке.

— А теперь что видите?

— Книги, — тихо засмеялась она.

— Какие книги?

— Морган…

— Какие книги?

— Ну хорошо. Я не понимаю смысла этой игры, но если вы настаиваете, я не против. Так, дайте гляну… «И восходит солнце». «Великий Гэтсби». «Шум и ярость». — Она посмотрела на него. — Похоже, на этой полке — полное собрание американской классики. Называть дальше по порядку?

— Теперь скажите, какой книги здесь нет.

Джорджи пробежала глазами по корешкам.

— «Моби Дика»? Я не сильна в литературе, Морган. Я не знаю всех американских писателей. Пожалуйста, скажите, во что мы играем. Я не понимаю.

Морган досадливо махнул рукой и вернулся к камину.

— Вы узнали бы мою книгу?

«Еще бы!» — хотела крикнуть Джорджи, но, поймав его взгляд, почему-то не решилась кричать.

— Да, я узнала бы вашу книгу.

А сама лихорадочно шарила взглядом по полкам.

— И этой книги здесь нет, правда?

И снова Джорджи оглядела ряды книг.

— Да, ее здесь нет.

— А почему ее здесь нет, как вы думаете?

— Ну откуда мне знать? Право же не знаю, Морган. Неужели это все из-за той моей фразы, что не вы написали «Войну и мир»? Неужели вы на меня из-за этого сердитесь? Конечно, я неправильно себя повела, но мне казалось, что после санок, после того, что было вечером… Мне казалось, что вы уже на меня не сердитесь за то, что я вас нашла. Я действительно восхищаюсь вашим творчеством. И вовсе не хотела вам надоедать. Вам досадно, что вы не написали великого американского романа?