Онлайн книга «Пойти и не вернуться»
|
– Ничего. Смотри, запруда какая. Вот тут мы и попробуем переправиться. Действительно, бобры натаскали на береговой мысок изрядную кучку валежника, рогатин, обглоданных, без коры, деревцев, образовавших внушительную, наполовину вмерзшую в береговой лед запруду. Обсыпанная снегом запруда возвышалась над речкой почти на уровне берегового обрыва, и Антон, хватаясь за холодные ветки осинника, осторожно взошел на нее. – А что? Держит! Ну давай помалу... И не бойся, не бойся, я поддержу! – обернулся он к Зоське. Та тоже ступила одной ногой на голый, присыпанный снегом сук, который угрожающе подался под ее сапогом. – Ой, скользко! – Ничего... Давай за мной! Куда я стал, туда и ты ступай. С трудом и опаской, оскальзываясь и то и дело хватаясь за нависшие с берега сучья, они пробрались по завалу почти до середины реки и остановились. Дальше было метра три темной воды, стремительно мчавшейся мимо крайних, уходящих в глубину палок, и за ней виднелось упавшее с противоположного берега суковатое гнилое бревно, осклизлый конец которого тихо покачивался на течении. Антон примерился, прикинул расстояние до конца бревна, ловчее устроил ногу в упоре. – Будем прыгать. – Ой! А вдруг сорвемся? – Срываться не надо... Первым прыгаю я. И поддержу тебя. Ну!.. Вся куча палок и бревен качнулась, уйдя одним краем в воду, что-то под ногами хрустнуло, Антон вскинул руки и, легко коснувшись притопленного конца бревна, очутился на том берегу. – Ну? Расставив удобнее ноги, он ждал, готовый подхватить ее, но Зоська вдруг потеряла решимость, почувствовав, что для такого прыжка у нее просто не хватит силы. – Не допрыгну... – Да ну? Допрыгнешь, давай, не трусь! – ободрял он с того берега. Она в который раз примерилась к пугающей водяной ширине, бросая виноватые взгляды на его оживленное, исполненное нетерпения лицо, и не могла решиться. – Не могу. Не допрыгну... – Ну что ж, мне обратно возвращаться? – начал сердиться Антон. – Я же допрыгнул, ты видела? – Так то – ты! – А ты? Главное – смело! Ну, толчок – и я подхватываю. Зоська слушала его и сама отлично все понимала, надо было осмелиться и оттолкнуться... Но прежде следовало соразмерить толчок с расстоянием, и всякий раз, сделав это, она обнаруживала, что до бревна не допрыгнет, значит, опять очутится в ледяной воде. А новое купание никак не входило в ее расчеты – хватит с нее вчерашнего, от которого еще не совсем просохла одежка. – Ах ты, такую твою маманю! – выругался на том берегу Антон и, ломая сапогами лед, решительно шагнул в воду. Она еще не поняла, зачем он так сделал, и испугалась, увидев его по колени в воде, откуда он требовательно протянул к ней руки. – Прыгай, ну! Зоська прыгнула – не на бревно, а в эти его протянутые руки, он пошатнулся, но удержал ее, переступил, едва не свалившись в воду, и сильно толкнул ногами вперед, к самой ледяной кромке берега. Она упала на одно колено, но быстро вскочила и, перепачкав руки, взобралась на невысокий, проросший спутанными корнями берег. – Спасибо, – смущенно сказала она, глядя, как выбирался из воды Антон. Видно, спешить ему уже не было надобности, обе его ноги до самых колен были мокрые, с левой полы кожушка лилась на сапог вода. – Начерпал, да? В оба? Ну вот... Ты прости, пожалуйста. – Что делать! Зеленая еще ты разведчица. Наверно, зеленая, подумала она, отчетливо сознавая свою вину и с неприятностью ощущая едва скрываемое им недовольство. Молча она смотрела, как он, присев на берегу, с силой стащил с левой ноги сапог и выжал на снег грязную, в дырах, портянку. – Вот так! Теперь оба купаные, – впервые поднял он на нее еще строгий, но уже подобревший взгляд, и она поняла, что прощена. – Так широко, что я не могла, – сказала она. – А в другом сапоге как? Сухо? – В другом сухо, – сказал он. – Левый дырявый, давно воду пускает. Тем не менее Антон стащил с ноги и правый сапог. Сухую портянку с правой ноги намотал на покрасневшую от стужи левую стопу. – Чтоб обидно не было. Мокрый сапог, зато сухая портянка. Он уже не злился, и у Зоськи отлегло на душе – все-таки он молодчина, этот Антон Голубин. – Наверно, замерз? Давай пробежим! – предложила она, но Антон не поддержал ее и неторопливо поднялся с берега, тщательно вытер снегом испачканные в грязи руки. – Согреюсь. Мороз небольшой. – Куда теперь – не пойму даже. Пуща там вроде, так? – Там, – подтвердил он. – Где-то тут должна быть дорога. А тебе куда – на Островок? – Ага, на Островок. Дозорцев сказал. Там ребята на заставе переправят через Неман. С этой стороны речки заболоченный берег густо порос кочковатым кустарником, среди которого едва ли не до колен топорщилась пожухлая, засыпанная снегом трава, и они шли, прокладывая между кустов и кочек две пары глубоких следов. Наверно, эти следы следовало как-то замаскировать, но Зоська не знала, как тут их можно было замаскировать, и не удивилась, когда Антон ей сказал: – Ты иди за мной. Чтоб в один след. – Правильно! Болото всюду хорошо промерзло и надежно держало человека, в траве было сухо, мелкие лужицы вымерзли до дна, и под ногами иногда жестко хрупало – нетолстый ледок легко ломался в траве. – Зося! – каким-то особенным голосом сказал вдруг Антон и обернулся. Она едва не наткнулась на него сзади и тоже остановилась, уставясь в его озабоченное и даже омраченное чем-то лицо. – Зося, я должен тебе сказать... – Что? – Знаешь... Я – в самоволке, – сказал он и внимательно посмотрел на нее. Она ничего не поняла. – В какой самоволке? В разведке... – В том-то и дело, что не в разведке. Я солгал тебе. Меня никто не посылал, я сам... – Как – сам? – Сам. Как узнал, что ты идешь на такое дело... Не выдержал. И вот... Зоська, сдвинув брови, непонимающе глядела в его омраченное переживанием лицо, и смысл его слов не сразу доходил до ее сознания. В самоволке? Почему в самоволке? Почему – она ушла, и он не выдержал? Но вот она стала понимать что-то, и смешанное чувство участия и почти испуга охватило ее. – Что же ты наделал? – Вот наделал, – развел он руками. – Теперь поздно переделывать. – Нет, ты должен вернуться! – спохватилась она. – Что ты! Тебя же за такое дело... – А тебя? – с какой-то непонятной убежденностью прервал он. – Ты же в первой деревне влипнешь. Пропадешь ни за понюшку. – Почему? – еще больше удивилась она. |