Книга Могила, страница 16 – Фрэнсис Пол Вилсон

— Ага. Так что приходится нести наркоману его дурь.

Передавай ему привет.

— Ладно.

Джек прошел по Амстердам-авеню и спустился к спортивному магазину «Ишер». Он знал, что найдет здесь Эйба Гроссмана, своего старинного друга и поверенного еще с тех времен, когда он стал ремонтником Джеком. На самом деле Джек перебрался в этот район именно из-за Эйба, который был закоренелым пессимистом. Какими бы мрачными ни казались дела, Эйбу они виделись в еще более мрачном свете. По сравнению с ним утопленник чувствовал бы себя счастливчиком.

Джек вгляделся через окно вовнутрь. В магазине в полнейшем одиночестве восседал за кассой мужчина лет пятидесяти и читал газету.

Помещение магазина было явно недостаточным для товаров, в нем представленных: велосипеды свешивались прямо с потолка; стены завешаны рыболовными удочками, теннисными ракетками и баскетбольными корзинами, а узкие полки завалены хоккейными клюшками, мячами для гольфа и прочими вещичками для активного отдыха.

Не спортивный магазин, а сплошной кошмар.

— Что, скучаем без покупателей? — спросил Джек под аккомпанемент дверного колокольчика.

Эйб взглянул на него поверх очков:

— Да уж. И насколько я понимаю, с твоим приходом ничего не изменится.

— Совсем наоборот. Я пришел с подношением в руках и деньгами в кармане.

— Правда? — Эйб взглянул из-за кассового аппарата на белую перевязанную коробку. — Правда! Песочный торт? Тащи его сюда.

В это время громадный плотный детина в грязной безрукавке просунул голову в дверь.

— Мне нужна коробка патронов 12-го калибра Имеется?

Эйб снял очки и презрительно посмотрел на парня:

— Вы видите, сэр, что на вывеске? «Спортивные товары». А убийство — это не спорт!

Парень посмотрел на Эйба как на сумасшедшего ц ушел.

Для человека, таскающего на себе килограммов сто веса, Эйб, когда хотел, передвигался довольно быстро. Его седые волосы были зачесаны назад, а одежда всегда одна и та же: черные брюки, белая рубашка с короткими рукавами и лоснящийся черный галстук. Галстук и рубашка Эйба напоминали своего рода атлас съеденного им за день. Эйб обошел кассу, и Джек узнал, что тот поглотил сегодня вареные яйца, горчицу и что-то вроде кетчупа или соуса для спагетти.

— Ты знаешь, как достать человека, — сказал он, отламывая кусок торта и смачно его жуя. — Забыл, что ли, что я на диете? — Когда он говорил, сахарная пудра беспрерывно сыпалась ему на галстук.

— Ага. То-то я и вижу.

— Нет, правда. Это моя очень специальная диета. Ничего калорийного, кроме интенмановских тортов. Это очень диетическая пища. Сокращается потребление любой другой еды, но интенмановские торты — вне закона. — Он откусил еще один громадный кусок. Такие торты всегда были его страстью. — Кстати, я говорил тебе, что сделал приписку к завещанию? Я решил, что после кремации мой прах должен покоиться в коробке из-под интенмановского торта. А если меня не кремируют, то пусть похоронят в белом гробу со стеклянной крышкой и голубыми узорами по бокам. Вот в таком, — сказал он, подняв коробку от торта. — Или пусть меня зароют на травянистом холме с видом на интенмановскую фабрику.

Джек попытался улыбнуться, но, должно быть, попытка не увенчалась успехом. Эйб даже перестал жевать.

— Что тебя гложет, парень?

— Видел сегодня Джию.

— Ну и?..

— Все кончено. Действительно кончено.

— А разве ты этого не знал?

— Знал, но все же не мог окончательно поверить. — Джек заставил себя задать вопрос, хотя отнюдь не был уверен, что ответ ему понравится: — Эйб, я что, сумасшедший? Может, у меня с головой не в порядке, если мне нравится, как я живу? У меня что, на лбу написано, что я — псих, а я этого не знаю?

Не отводя взгляда от лица Джека, Эйб положил кусок торта и, предприняв безнадежную попытку отряхнуть рубашку, добился лишь того, что размазал по галстуку сахарные крошки в огромные белые пятна.

— Что она сделала с тобой?

— Может быть, открыла мне глаза. Иногда полезно посмотреть на себя со стороны, чтобы понять, кто ты на самом деле.

— И что же ты увидел?

Джек глубоко вздохнул:

— Сумасшедшего... сумасшедшего, склонного к насилию.

— Это то, что видит она. Но что она знает? Она знает о мистере Канелли? А о твоей матери? Знает, как ты стал мастером-ремонтником Джеком?

— Не-а, даже не захотела выслушать.

— Ну вот, видишь? Она ничего не знает! Она ничего не понимает. Она закрыла для тебя свое сердце. Кому нужна такая?

— Мне.

— Замечательно, — сказал Эйб, потирая лоб и оставляя на нем белые следы. — С этим не поспоришь. — Он взглянул на Джека. — Сколько тебе лет?

Джек ненадолго задумался. Этот вопрос всегда ставил его в тупик.

— А-а-а... Тридцать четыре.

— Тридцать четыре. Уверен, что тебя бортанули не первый раз.

— Эйб... Я ни к кому не относился так, как к Джии. А она боится меня!

— Страх неизвестности. Она тебя не знает и потому боится. Я знаю о тебе все. Разве я боюсь?

— Не боишься? Никогда?

— Никогда!

Он проковылял к своей кассе и взял номер «Нью-Йорк пост». Полистал страницы и сказал:

— Смотри, пятилетний ребенок до смерти забит дружком его матери! Парень с опасной бритвой резанул восьмерых на Таймс-сквер и скрылся в метро! В номере гостиницы в Вест-Сайде обнаружен труп без рук и головы! Жертва избиения лежала посреди улицы истекая кровью, кто-то подбежал к ней, ограбил и оставил ее умирать. И после этого я должен бояться тебя? Джек пожал плечами. Эйб не смог убедить его. Ничего из того, что он сейчас наговорил, не вернет ему Джию. Джек был таким, каким был, и именно это отталкивало ее. Он решил закруглиться с делами и отправиться домой.

— Мне нужно кое-что.

— Что именно?

— Дубинка из свинца и кожи.

Эйб кивнул.

— На десять унций?

— Точно.

Эйб запер входную дверь и повесил табличку: «Вернусь через несколько минут», прошел мимо Джека и повел его в заднее помещение, где остановился возле шкафа. Они зашли в шкаф и закрыли за собой дверцу. Эйб нажал на стену, и она открылась. Эйб включил свет, и они начали спускаться по ступенькам. По мере того как они спускались, им навстречу высвечивалась неоновая вывеска:

"ЛУЧШЕЕ ОРУЖИЕ — ПРАВО ПОКУПАТЬ ОРУЖИЕ,

ПРАВО БЫТЬ СВОБОДНЫМ".