Онлайн книга «Мы дрались на бомбардировщиках. Три бестселлера одним томом»
|
– Вам ставилась задача нанести бомбовый удар по такому-то объекту. Маршрут вам тоже давался? Или вы его сами рассчитывали? – По-разному бывало. Но, как правило, нам давали и маршрут, и высоты. Нам давалась боевая задача, где указывалось, с какой высоты действовать. Этим достигалась безопасность полета. – Высота бомбометания какова была ночью? – Высота ночью была от двух до пяти тысяч метров. – Кто вам ставил задачу? – Как правило, командир полка. По идее, два человека должны ставить задачу: командир полка и штурман полка. Командир полка ставит общую задачу, штурман разбирает по карте, что там происходит. Более конкретно. – А им кто задачу ставил? – Например, командир дивизии. Я в высших штабах не работал в войну. И кто нам ставил задачу, нас не интересовало. Из дивизии, и все. – Вы вели совиный образ жизни. Ночью работали, днем отдыхали, во сколько в среднем возвращались? – Ну, где-то, наверное, часа в четыре, в пять утра. Получали талон на сто граммов, на завтрак и спали до получения новой задачи. Ну, скажем, до двенадцати часов дня… Нина Федоровна (жена Николая Александровича): – Можно, я ему еще напомню? Я в конце 1943 года закончила учебу. Меня направляют в Андриаполь. И его полк переводят в Андриаполь. И в первый раз я пришла на танцы, а мне еще не было семнадцати лет, и первым он пригласил меня. И все происходило при мне. Я жила на берегу Западной Двины, под Андриаполем, село Великое. А их полк стоял за рекой. Над моим домом гул, и мы знали – они полетели. Утром они прилетают или, наоборот, уже ближе к вечеру… Мы, девушки, когда приходили на танцы, тут же знали, когда они хорошо отбомбились, а когда потери были. По степени опьянения, по их настроению мы уже знали… А когда я в первый раз пришла на танцы, они все были навеселе. Кто побольше, кто поменьше… Веселые, бодрые были. И на танцах они веселились. Потому и песню сложили: Кто сказал, что надо бросить Песню на войне. После боя сердце просит, Музыки вдвойне… Вот они и веселились. – Сто граммов хватало или добавляли? – Нам всегда хватало. Но иногда заливался спирт во фляжечку… – На войне без потерь не обходится. Как воспринимались сообщения о том, что кто-то не вернулся? – Переживать начинали, если через два-три дня не прилетел к нам. Бывало, что где-то садился… Сообщение подавал, и мы знали, где он. А когда такого сообщения не было, значит, он сбит был. Конечно, было тяжело, жалко. – Что делали с вещами пропавших или погибших? – Этим у нас занимался адъютант. – В 1941 году, когда немцы перли и почти до Москвы дошли, уныние у вас было? – Тяжело, конечно, было всем. Но уныния не было. И мы все равно бомбили. Наш полк назвали «Сталинградский», потому что мы все это время, когда там немцы стояли, бомбили их в Сталинграде. – Какие столицы, кроме Берлина, еще вы бомбили? – Еще мы Варшаву бомбили. И Будапешт. Еще в Румынии порт Констанца. – Награды за какое количество вылетов давали? – Мы не интересовались этим. Кому давалось, какая награда… Вот только когда Героя Советского Союза присвоят, то мы все радовались. – За какое количество вылетов вам присвоили звание Героя Советского Союза? – А кто его знает? Нас это не интересовало. Какое наше дело? Всего у меня 298 вылетов на дальние цели. Но учитывалось не только количество, но и важность цели, и дальность до цели. – Сколько у вас орденов Боевого Красного Знамени? – Три. – Сколько вылетов на Хельсинки вы сделали? – На Хельсинки я, по-моему, всего один или два вылета сделал. Бомбили железнодорожный узел или порт, только эти объекты. А по жилым массивам даже запрещалось бомбы сбрасывать. А вообще на Финляндию – порядка пяти, наверное. Сейчас не помню, по побережью, скорее всего, Котку, Турку, Абэ. Нас там один раз подбили сильно. И я уже хотел в Ленинград, на запасной аэродром в Левашово, садиться, но все же мы решили в Ленинграде не садиться, потому что он был окружен. И дотянули до запасного аэродрома уже ближе к нашему полку. – Финны хвастаются, что в 1944 году при налетах они нанесли большие потери нашей бомбардировочной авиации. А вы помните, чтобы были большие потери в вашем полку? – Когда мы Финляндию бомбили, потерь было мало. Вроде даже вообще не было. – Седьмого или восьмого августа были большие потери из-за тумана. Теряли ориентировку и бились на посадках? – Такие случаи были. Но больших потерь от этого не было. – Если не считать 1941 год, когда были самые большие потери в полку? И какая цель принесла больше всего жертв? – Ну, как вам сказать. В 1941 году, конечно, самые большие потери были. Половина самолетов не возвращалась. А в 1942–1944 годах в каждом вылете один-два самолета не возвращались. – Когда вы стали ощущать противодействие немецких ночных истребителей? – Когда мы переключились на ночные боевые действия, тогда и появились ночные истребители немецкие. – Куски фольги у вас стрелки разбрасывали? – Фольгу? Было… Я уже не помню, когда эта фольга у нас появилась. Такие детали уже выпали из головы. – Все бомбы имеют свои баллистические свойства. Не сказывалось на точности бомбометания то, что вы с одного захода бросали и двести пятьдесят, и сотки, и полтинники, и мелочь сыпали? – Как правило, у нас тяжелые бомбы подвешивались снаружи, и по характеристикам этих бомб и выполняли бомбометание. – А сколько заходов на цель делали обычно? – Смотря какая цель. Но больше двух не было. Как правило, с одного захода бомбили вдоль, наискосок или поперек цели. Но бывало так, что сначала бросил бомбу, посмотрел, попал ты или нет, вот. Поправку сделаешь – и на второй заход. – Насколько точно штурман мог положить бомбовый груз, ну, с высоты пять километров? – Если хороший летчик, который держит курс и скорость как надо, то хороший штурман попадал с первого захода в круг радиусом двадцать метров. – Какая цель для вас представляла наибольшую сложность в смысле ее обнаружения? – Ну, конечно, скопление войск. А вот железнодорожные узлы, аэродромы мы легко находили. – А допустим, вы вылетаете на бомбежку аэродрома. Аэродром километра два – одна полоса, километра два – вторая, а самолеты растащены по всему аэродрому, распиханы по окраинам, замаскированы. И я сомневаюсь, что можно найти ночью самолеты, особенно с высоты четыре километра. |