Онлайн книга «Азъ есмь Софья. Царевна»
Напуганные бесчинствами русских, татарские войска собрали всех, кого могли. Сейчас под Бахчисараем находилось не менее десятка тысяч татар. Утешало другое — не то войско, чтобы его сильно бояться. Да и место не то, хотя они могут доставить серьезные неприятности, поскольку засели так, чтобы простреливать дорогу. Опять же, их главное оружие, легкая конница, в холмах не слишком полезно. И все же, русские не могут позволить себе платить двумя — тремя людьми за каждого татарина. Слишком им жирно будет. Так что же делать? Выход подсказали подошедшие спустя считанные часы казаки, точнее Иван Сирко. — Государь, — старый характерник был весел и бодр, словно и не было у него за спиной походов, боев, длительных переходов по степи, — так может, скрытно пройти да им в спину и ударить? Алексей задумался. — Скрытно? Но сколько пройдет? Человек десять? Мало… Иван Сирко пригладил густые седые усы, усмехнулся загадочно. — Что вы, государь, пару сотен я в обход провести берусь, не впервые. — По одной дороге? Под прицелом у татар? Казак смотрел спокойно и внимательно. — Ты мне, государь, поверь, чай, не впервые оно. Был бы я помоложе, я бы и больше провел, а сейчас только пару сотен. Не увидят они нас. Нас — не увидят. И так это было сказано, что мигом вспомнились ходящие по Сечи байки — и про тайные способности Ивана Сирко, и про желтый глаз, и про оборот волком… да много о чем сплетничали. Алексей решительно тряхнул головой. А и поверить — что он теряет? — Ежели ночью, а мы с утра начнем штурм? — А мы как раз ударим в спину… Мужчины переглянулись. Алексей кивнул. — Кого возьмете? — Своих, государь. Уж не обессудь, а только казакам скрываться, к врагу подкрадываться куда как привычнее. Твои‑то так не умеют, а уж ляхи — и тем паче. — Коли понадобится, так мои люди казакам не уступят, — обиделся Ян Собесский. Казачий атаман усмехнулся, заставляя всех почувствовать себя мальчишками. — Коли мне отряд вести, так мне и людей подбирать. Не то — не обессудьте, за результат не поручусь. В синих глазах заплясали искорки. — А ежели я с вами еще пару своих людей отправлю? — И кого же, государь? — А Степан не говорил о таких? Их еще троянскими коньками кличут? Алексей с удовольствием пронаблюдал за пониманием на лице атамана. — Говорил, государь. И что ж эти дети сделать должны будут? — А вот это мы сейчас и обговорим. Чего уж там, гранаты еще оставались. И грех было их не использовать на такое хорошее дело. * * * Федька осторожно шел за рослым казаком, стараясь даже ногу ставить след в след. Так, на всякий случай. Мешок за спиной чуть оттягивал плечи, но сильной усталости пока не ощущалось. Гранаты поделили им на двоих — ему и Даньке, и сейчас друг тоже шел где‑то среди казаков. Когда царевичево войско начнет штурм, они должны будут атаковать татар с тыла. Шуметь, кричать, убивать — глаза у страха велики, а храбрость у татар наоборот, весьма мала. В жизни им тут воевать не приходилось. Так что должны они дрогнуть, а уж ежели гранаты добавить… Точнее, сначала гранаты, а потом атака. Чтоб своих не задеть даже по случаю. Удастся ли? Должно. Государь знает, как лучше сделать. И сейчас он подчинил их Ивану Сирко. Мальчишка невольно поежился. А все ж страшновато… и рука сама перекреститься тянется. Вот идут они, а старик впереди идет — и ведь не видят их татары. А еще… поблазнилось тогда Федьке али нет? Вроде как у атамана глаза горели желтыми волчьими огнями… Или так отсвет факела лег? Все же, ночью, в холмах, плохо верится в обыденность. Воют где‑то далеко волки, шуршит под ногами трава, обвивая щиколотки, вскрикивает какая‑то степная птица… Рука так перекреститься и тянется. Ишь ты, нечистая… И не поговоришь с кем, не успокоишься… шуметь нельзя, разговаривать нельзя, все железо войлоком обернули, чтобы не блеснуло, да не брякнуло… А вокруг что‑то серое, что‑то вихрится — и кажется Федьке, что они идут, словно под пологом из паутины. Словно тень какая накрывает их, застит степь, гасит звезды. А старый атаман то тут, то там — он один словно в нескольких местах. И голос у него спокойный. — Идите, ребятушки, они никого не увидят. А как не увидят, когда идут они прямо по дороге? Вниз поглядеть хоть одному — и вот они, как на ладони! А атаман смотрит куда‑то в темноту и чудится Федьке на миг, что глаза его горят страшноватым желтым светом, и вытягиваются зрачки, заостряются клыки под седыми усами… миг — и встанет на лапы здоровенный седой волк, вскинет голову и завоет. И, отвечая его взгляду, волчий вой раздается совсем рядом, совсем близко. — Не увидят они нас. А кого? Федька боится задать этот вопрос, но атаман чуть усмехается. — Волков в холмах много… И опять пропадает в тумане. А туман страшноватый, серый, липкий, влажный — не степной туман, и видится в нем что‑то страшное, чудятся чьи‑то голоса, наречие чуждое, словно рядом татары, вот только руку протяни, чтобы коснуться. Горят неподалеку огоньки костров… Страшно… И мертвенный холод пробирает чуть ли не до костей, когда липкое влажное щупальце забирается под одежду, внутрь… Мальчишка передергивается, стискивает зубы… да, много говорят о таких людях, и сам он слышал… вот, значит, как оно бывает. Лишь бы душу потом не попросили те, кого не поминать к ночи. И опять хочется перекреститься, но Федька уже не поднимает руки. А вдруг тот, кого к ночи не называть, огневается — и снимет защиту? И увидят их сейчас татары? Все здесь полягут… Ничего. И не с таким справлялись — и сейчас справятся. И все же, когда туман рассеивается, над головой опять светят степные звезды, а Иван Сирко взмахивает рукой: — Дошли, ребята! Привал! Федька переводит дыхание. Смотрит на атамана. И кажется ему — или клыки никуда не делись? И глаза у старого характерника горят желтыми волчьими огнями? Ну да ладно, сейчас и перекреститься можно. — Вы оставайтесь, я пройдусь поодаль, огляжусь. Иван Сирко исчезает, прежде, чем кто‑то хоть слово произносит — и совсем рядом раздается громкий волчий вой. Федька встряхивается всем телом и один из казаков хлопает его по плечу. |