Онлайн книга «Азъ есмь Софья. Царевна»
|
И Петька падает за груду земли, понимая, что это лучше, чем ничего. Рядом с ним стоит дядька Василий, не понимая, в чем дело — и мальчишка подбивает его под колени, уворачиваясь от тяжелого тела и физически ощущая, как утекают последние секунды. Совсем последние. Сто десять. Сто пятнадцать. — Малец, ты чего… Сто двадцать. — Лежи!!! — орет что есть силы Петька, понимая, что если сейчас этот добрый великан встанет на колени или попробует уйти… Сто двадцать пя… Досчитать мальчишка не успевает, только открыть рот и зажать уши. Взрыв гремит так, что с головы Ромодановского сбивает шапку и куда‑то уносит. Воин Афанасьевич, заблаговременно зажавший уши, качает головой, благо, рот и так открыт, шире некуда. Красиво? Нет. Красиво это в кино. А вот в жизни это безумно страшно. Петька знает, что взрывов несколько, но для него они сливаются в один. Сверху наваливается тяжелое тело дядьки Василия, вдавливает в землю, преграждает доступ воздуха, так, что мальчишка едва может выдохнуть. На полигоне так не гремело, но там и доза была — если тысячная часть от сегодняшней. А сейчас он не пожалел динамита… Страшно, господи, помилуй мя, грешного… Под стеной встает огненный столп. В стороны летят камни, земля, люди, наверное, кто‑то кричит, но что можно услышать за этим?! И когда оседает пыль от взрыва, становится видно иное. Брешь в стене. Даже не брешь, нет. Но внешняя стена разрушена, земля разлетелась, а внутренняя стена частично рухнула — и получился вал, по которому можно даже телегу в крепость завести. Рядом торчат зубья камней, надо только ударить — и стена падет, а с ней и Азов. Такую брешь легко не заделать, даже если сразу же подогнать телеги с камнями. Да и кто этим будет заниматься? Там половину контузило, половину просто передавило, как цыплят… Первым приходит в себя Воин Афанасьевич. — ОГОНЬ!!! Орет он так, что его слышно даже после взрыва. И пушкари открывают огонь по бреши, стремясь еще сильнее обрушить ее края. Вторым приходит в себя Петька — и что есть сил принимается выползать из‑под тяжелого тела. — Дядька Василий!!! Очнись!!! Бесполезно! Судя по всему, мужчине досталось по голове кирпичом или чем‑то вроде осколка стены. Вполне может быть, разлет был громадный. Петька кое‑как обхватывает неподъемное тело за плечи и пытается оттащить его в сторону. Бросить? Спасаться самому? Ему и в голову не приходит подобная мысль! Этот человек его собой закрыл, а он уйдет? Да в царевичевой школе ему никто и руки не подаст… — Петька, цел?! Мальчишку подхватывают, как куклу, перекидывают через плечо… Солдаты, которые ушли чуть раньше — им и досталось меньше, они были дальше. И сейчас вернулись за ними. Один подхватывает Петьку, двое — Василия — и все мчатся прочь, потому что сейчас начнется приступ — и оказаться на пути у атакующего войска никому не рекомендуется. Сметут. Ночь озаряется светом, но защитникам крепости это уже не поможет. Они ошеломлены, растеряны, они не ждали ничего подобного — а к бреши несутся русские и остановить их уже нельзя, как нельзя остановить извержение вулкана. Бой оказывается кровавым и коротким, скорее даже резня. Янычары почти все в казармах, те, кто были на стене — оглушены и растеряны, пушкари кто в шоке, кто контужен, да их и мало, никто ж не ждал нападения именно сегодня… Так не воюют! Впрочем, вот это Григория Ромодановского меньше всего заботило. А вот захват Азова за один день! Да за такое… Этого ж еще не было! Никогда такого не было в истории! А где Ордин — Нащокин? Но мужчины нет рядом. Он оставил командование Ромодановскому и бежит куда‑то в темноту… встречать?! Ну да. Это взрывники… саперы. Как говорил мальчишка, троянские кони. Целы? Мальчишку несут на руках, одного из мужчин тоже… — Все живы? — Дядька Воин, все хорошо! Только дядьку Василия камнем ушибло! Детский голос вспарывает шум разгорающегося боя, словно ножом и Ромодановский понимает, что с этими все обошлось. Вот и ладно. А сейчас у него есть дело поважнее. До утра Азов должен быть взят. * * * Воин Афанасьевич шел по улицам Азова вместе со своими людьми. Точно так же рубился в стою, точно так же стрелял, пачкал сапоги в крови, под ногами валялось… всякое. Это — война. Вот из какого‑то дома вылетала полуголая девица. Мужчина перехватил ее и толкнул обратно. — В дом, сука! Церемониться не стоило — девица явно была татарской или турецкой крови. Черноволосая, черноглазая… вылетевший вслед за ней мужчина получил саблей поперек шеи — и упал, заливая азовскую пыль горячей кровью. Ничего. Тридцать лет назад тут падали казаки, и христианская кровь навсегда впиталась в камни крепости. Сегодня просто все вернулось на круги своя. Но этот новый порох — чудо. Жаль, пушку разорвет… И мальчишка молодец. И дело сделал, и уцелел — Григорий обещал приглядеть и за мальчишками, и за их грузом. Теперь‑то он с них глаз не спустит. А сам Воин с удовольствием вызвался помахать саблей, сбросить напряжение… как‑никак, он тоже сомневался. Получится ли, нет… Еще как получилось! Ошеломленные, испуганные, растерянные — мусульмане становились легкой добычей. Да татары всегда ей и были, а янычары… Те кто были на стене, погибли в первые же минуты боя. Остальные же… О каком сопротивлении могла идти речь? Казармы с янычарами просто расстреливали в упор, не особо жалея выбегающих оттуда людей. Любой, кто выходил на улицу — убивался быстро и жестоко. В пролом втаскивали пушки, завалив ров, чем попало, и стреляли, стреляли… В гавани ударил тревожно колокол, но чему это могло помочь? Команды на кораблях не было, они весело проводили время на берегу и конечно, никаких разговоров о том, чтобы срочно выйти в море, просто не было. От русских не ждали такой стремительности — потому и выигрыш был за ними. Один капитан попробовал‑таки вывести свою галеру из гавани, но куда там! Ночью, в темноте, ничего не видя толком, да еще и впопыхах, он просто столкнулся с другой галерой и переломал половину весел. |