Онлайн книга «Азъ есмь Софья. Царевна»
Так что спать в эту ночь завоевателям не пришлось. Работали все, не покладая рук. В городе требовалось навести порядок, заделать стену, устроить ревизию, поставить всюду своих людей, проследить, чтобы никто никого не обижал… Турок, в принципе, и жалко‑то не было, как и пленных татар, но… не уничтожать же рабочую силу!? Ни в коем разе! * * * — Вань, ты тут комендантом останешься? — И отпустить тебя дальше одного? Ни за что! — А что в этом такого страшного? На полуострове уже наших больше, чем чужих. — Лешка, хоть ты и царевич, но это не обсуждается. От несчастного случая никто не убережется, а как я Соне в глаза смотреть буду, ежели с тобой что? А меня и рядом не было? Она ж мне голову отгрызет! — Не отгрызет. Она тебя любит. — Э, нет. Любит она тебя, а меня… я для нее, как брат. — Ой ли? — Алексей весело прищурился. — Вань, ты ее любишь? — Люблю. — Так женись! — И кто мне даст? — Так я и дам. Отец мой не вечен, так что… потом все в твоих руках будет. Да и смерти отца ждать не стоит. Вон, тетка Анна довольна — счастлива, детей прижила. Тетка Татьяна ее путем пойти собирается. Ежели что — неуж твоя матушка ваших детей не примет? — Она‑то примет, но мне Сонюшку неволить неохота. — А поговорить с ней ты не пробовал? — А ежели откажет? — Я сам с ней тогда поговорю. — Леш… давай мы сами разберемся? — Год времени даю, потом помогать буду. Понял? Ваня сверкнул на приятеля глазами. Ладно, вот придет время — разберутся. А пока… — Так дальше мы куда идем? — Вы — вдоль берега, мы — по берегу. Кафа, Балаклава, Бахчисарай… а там и с Иваном Сирко встретимся. — Вот кому бы на Сечи быть… Алексей покачал головой. — Вань… воин он от Бога, да вот беда — характерник. Им править нельзя, не тот склад. Он за свою родину стоять счастлив будет, но править Стенька должен. Да и лет уж Ивану сколько… пусть Степан сначала на него опирается, опосля уже и сам во всю мощь встанет. — Не боишься, что потом отколется? — Нет. Ежели уйдут они от нас — на них мигом хищники найдутся. Да и кровь не водица. Недаром мы за него тетку Татьяну отдавать хотим, привяжет она его крепче любой веревки. — А Иван в пользу сына не начнет…? — Так и дети у него… все в отца — волка. Им стаю водить, а не землю холить. Нет, Ваня, тут все верно рассчитано. Скажи, поведешь ты флот далее? — Попробую… — А я с войсками по суше пойду. С — степь… — Не нравится тебе тут… — Да и тебе ведь тоже. Домой хочется, на Русь — матушку… Юноши переглянулись, давя тоскливый вздох. Сколь ты земель не повидай, а все одно, ничего нет на свете краше родины… * * * На родине тем временем скучать не приходилось никому. Софья лично спускалась в пыточную. Выходила белее мела, с черными кругами вокруг глаз, потом долго блевала у себя в покоях, терлась куском ткани, пытаясь убрать мерзостный запах, но ничего не помогало. Он ей всюду чудился. Царская семья смотрела на нее с сочувствием, бояре с ужасом, Софье все было безразлично. Никто иной не мог сейчас взять в руки все нити и как следует цыкнуть на распоясавшуюся вольницу. Алексея Михайловича Романова хоронили на следующий день после бунта. Молитвы читали и патриарх — и Аввакум, который‑таки стал народным героем. Софья подозревала, что следующего патриарха они вместе подбирать будут. Аввакума бы, да не пойдет. Вся царская семья, в том числе и спешно привезенные из Дьяково младшие царевичи, и все имеющиеся в наличии царевны, шла за гробом. И рыдали, кстати, от души. Единственное, что Софья позволила сестрам — это легкие вуали на лица. А в остальном… Отца проводить надобно. А от своего же, русского народа закрываться? Глупость сие несусветная. Да и клетки ломать надобно, иначе так всю жизнь и просидишь, и не чирикнешь. Конечно, Евдокия устроила бунт. — Сонька, ты что?! Вконец с ума спятила!? Софья зевнула, поднялась на кровати… пять утра? Шесть? И кто из них еще спятил!? Вчера ее едва не убили, а сегодня эта дурища скандалы устраивает? — Дунька, ты на себя в зеркало смотрела? Царевна Евдокия замялась. — А… — Бэ! Только что петухи пропели, а ты тут ходишь, верещишь? Дала бы мне хоть чуть поспать! По мнению Софьи, она спала не более трех часов. Хорошо хоть молодой организм быстро восстанавливал силы. — Ты распорядилась, чтобы мы готовы были к заутрене?! А потом отца пойдем провожать по Москве?! Софья кивнула. Ну да, вчера распорядилась. И что? — Грех сие! — Отца проводить?! — С незакрытыми лицами на люди! Срамота! — Тьфу! Дурища! Софья едва в сестру подушкой не запустила. Скандалы та закатывать будет, овца нестриженная! И из‑за чего!? Можно подумать, ее как леди Годиву, по Москве на лошади уговаривают проехаться в одной прическе. Так нет же! Тряпок накручено — на шестерых хватит, а если по двадцать первому веку — то и на десяток девчонок. Но понтов! Надо ж показать, что она старшая! — Значит так, — Софья вылезла из‑под покрывала и двинулась умываться, все равно больше, чем полчаса подремать бы не удалось. — Мы. Все. Идем. За. Отцовским. Гробом. Ясно? Евдокия невольно кивнула. Слова падали увесисто, не хуже бетонных плит. Даже жутковато как‑то становилось. И от тона, и от холодных, слегка прищуренных глаз сестры. — Если ты не идешь — значит, ты не Романова! Выбирай сама. — А ежели чей глаз дурной!? Куда тебе еще дурее быть? — хотелось спросить Софье. Проглотила. И вместо этого вежливо поинтересовалась: — Ты что, сестричка, в сглазы веришь? Так с этим тебе к протопопу Аввакуму, он разберется. И резко хлопнула в ладоши. Девушек долго ждать не пришлось, мигом одна в дверь заглянула. — Проводи сестрицу мою к Аввакуму, — приказала Софья. — А мне чашку кофе и отчет. Дуня, если батюшка скажет, что неприлично мной задуманное — можешь не идти. Евдокия кивнула и отправилась к Аввакуму. Оно и правильно, еще бы минут десять — и Софья б ее пинками выгнала, а сие урон царской чести. Вот ведь… что бывает, когда ребенком не занимаются! Могла бы быть как Марфа, а так… полная Дунька! С кикой! |