Онлайн книга «Рожденный дважды»
|
Джим долго водил бритвой «Жиллетт» по лицу и шее, пока они не стали приемлемо гладкими, потом провел бритвой по тыльной стороне ладоней. Когда он протянул руку к горячему крану, из гостиной донесся знакомый голос: – Джимми? Ты здесь, Джимми? Из-за сильного акцента, присущего жителям Джорджии, это звучало как «Джимме? Ты здесь, Джимме?». – Да, я здесь. – Забежала кое-что принести. Она была в кухне и выкладывала на стол яблочный пирог, когда Джим вышел из ванной. – Что это за ужасная музыка? – спросила она. – Группа «Стоунз», ма. – Через четыре года тебе будет тридцать. Не слишком ли ты взрослый для такой музыки? – Не-а! Мы с Брайаном Джонсом однолетки, а Уоттс и Уайман даже старше меня. – Кто они такие? – Не важно. Он пошел в гостиную и выключил проигрыватель. Когда он вернулся, она уже сняла с себя тяжелое суконное пальто и перекинула его через спинку одного из стульев у обеденного стола, оставшись в красном свитере и серых шерстяных брюках. Эмме Стивенс – невысокой, хорошо сложенной женщине – было под пятьдесят. Несмотря на легкую седину в каштановых волосах, на нее еще заглядывались мужчины. Она употребляла несколько больше косметики и носила немного более обтягивающую одежду, чем Джим хотел бы видеть на женщине, которую называл матерью. Но в глубине души он знал, что она хранительница домашнего очага и свое счастье видит в том, чтобы прибирать в доме и стряпать. Она являла собой сгусток энергии и охотно принимала участие во всех благотворительных мероприятиях, будь то сбор пожертвований во славу Скорбящей Божьей Матери или в пользу оркестра средней школы Монро. – У меня остались яблоки от пирога, который я пекла отцу, и я сделала такой же и для вас с Кэрол. Яблочный пирог всегда был твоим любимым. – Он и сейчас самый любимый. – Джим наклонился и поцеловал ее в щеку. – Спасибо. – Я еще принесла витамины «Паладек» для Кэрол. Последнее время она неважно выглядит. Пусть ежедневно принимает витамины, сразу почувствует себя лучше. – Кэрол в порядке, ма. – По ее виду этого не скажешь. Она осунулась. Не знаю даже, как это репетировать. А ты? – Интерпретировать, ма. Интер... – Интер... интерпретировать? Не знаю. Звучит как-то странно. Джим прикусил губу. – По крайней мере, в этом мы согласны. – Вот именно! – сказала она, стряхивая с рук воображаемые крошки и оглядывая кухню. Джим знал, что она инспектирует кухонную мебель и полы, чтобы убедиться, что Кэрол по-прежнему отвечает высоким стандартам блюстительницы чистоты, каковой являлась сама Эмма, сколько Джим себя помнил. – Как дела? – Хорошо, ма. А у вас с папой? – Все хорошо, папа на работе. – И Кэрол тоже. – Ты писал, когда я пришла? – Угу. Это не совсем соответствовало действительности, но какого черта! Ма все равно не считала литературную работу не по найму настоящей работой.Когда Джим на полставки работал ночным редактором в газете «Монро экспресс», это была настоящая работа,потому что ему там платили. Он мог сидеть часами и бить баклуши, ожидая, чтобы в поселке Монро (имевшем статус города) на Лонг-Айленде произошло что-нибудь достойное опубликования в новостях, но ма считала это настоящей работой. Просиживать дни дома за машинкой, выуживая из головы фразы, которые не даются и сопротивляются, это совсем другое дело. Джим терпеливо ждал. Наконец она спросила об этом. – Есть новости? – Нет, ма, новостей нет. Почему ты все время вяжешься ко мне с этим? – Потому что такой мой родимый долг. – Родительский, ма, родительский. – Я именно так и сказала: родимый долг для матери все время спрашивать, когда она станет бабушкой. – Поверь, ма, когда об этом узнаем мы, сразу же узнаешь и ты, обещаю тебе. – О'кей, но помни, – она улыбнулась, – если Кэрол в один прекрасный день забежит и скажет мне: «Да, между прочим, я уже на четвертом месяце», я тебе этого никогда не прощу. – Наверняка простишь. – Он поцеловал ее в лоб. – Теперь, если не возражаешь, я должен... Раздался звонок в дверь. – Ты кого-нибудь ждешь? – спросила мать. – Нет, не ждал даже тебя. Джим пошел к входной двери и обнаружил на пороге почтальона. – Доставка с нарочным, Джим: Чуть не забыл, – сказал он, протягивая: письмо. У Джима забилось сердце, когда он расписывался на квитанции. – Благодарю, Карл. «Может быть, они изменили решение там, в „Даблдей“?» – с надеждой подумал Джим. – Доставка с нарочным? – спросила мать, когда он закрыл дверь. – Кому могло понадобиться... Все его надежды развеялись, когда он прочитал обратный адрес. – Это от какой-то адвокатской фирмы в городе. Он открыл конверт и пробежал глазами короткое извещение. Дважды. Но так ничего и не понял. – Ну что там? – спросила мать в нетерпении, протянув руку за письмом. Сгорая от любопытства, она произнесла последнее слово «та-а-м». – Ничего не понимаю, – ответил Джим. Он передал ей письмо. – Тут говорится, что на будущей неделе я должен присутствовать на оглашении завещания доктора Хэнли. Я один из его наследников. Бред какой-то! Доктор Родерик Хэнли – один из самых богатых жителей Монро. Или был им, пока не погиб в авиакатастрофе в прошлое воскресенье. Он – своего рода местная знаменитость. Приехал сюда, в деревню Монро – тогда это действительно было не больше чем деревня, – вскоре после Второй мировой войны и жил в одном из роскошных особняков на набережной. Всемирно известный генетик, составивший состояние на научных открытиях, которые разработал лабораторным путем и запатентовал; лауреат Нобелевской премии за достижения в области генетики. Джим знал все о Хэнли, потому что ему было поручено написать некролог для «Монро экспресс». Известие о смерти доктора стало новостью номер один в Монро. Готовя некролог, Джим установил, что состояние Хэнли равнялось примерно десяти миллионам долларов. Но Джим ни разу даже не виделся с этим человеком. Почему тот упоминает его в своем завещании? Если только... В головокружительной вспышке озарения все вдруг стало Джиму совершенно ясно. – Боже, ма, ты не думаешь?.. Одного взгляда на ее потрясенное лицо было достаточно, чтобы он понял: она пришла к той же мысли. |