Книга Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди, страница 21 – Олег Агранянц

Местом моей первой заграничной командировки был Алжир. Весной 1969 года я был назначен вторым секретарем посольства. Послом там был тогда Дмитрий Петрович Шевлягин.

Через несколько месяцев после моего приезда Шевлягин скоропостижно скончался от инсульта.

— Похороны — это дипломатическое мероприятие, — объяснил мне консул А. Сорокин и показал мне план работы посольства по случаю похорон. По этому плану я должен был встречать аккредитованных в Алжире послов, которые, как требует дипломатический протокол, должны будут приезжать к нам в посольство, чтобы выразить соболезнование.

Шел дождь, и я встречал послов с большим зонтом в руках. Выходя из машины, они снимали шляпы, я наклонялся к ним с молчаливым приветствием, и капли воды с моего зонта попадали им точно на головы. Промахивался я редко.

Человек пять дипломатов с интересом наблюдали за происходящим. Ждали посла Японии, человека совершенно лысого.

— Неужели промахнется?! — волновались они.

Не промахнулся!

104. Не так несете

Владимир Михайлович Соболев, будущий посол в Бельгии и Финляндии, ставший после смерти Шевлягина временным поверенным в делах, увидев, что мы выносим из клуба гроб головой вперед, закричал:

— Переверните гроб. Надо нести ногами вперед.

На что первый секретарь Костя Мозель, будущий посол в Литве и Мексике, резонно возразил:

— Вот когда вы помрете, Владимир Михайлович, тогда и будете командовать.

105. Траурная книга

Вертлявый субъект с маленькими усиками, одетый в модное в то время короткое пальтишко, вбежал в наше посольство.

Это был поверенный в делах Марокко. Отношения между Алжиром и Марокко в те годы были очень сложными, и марокканский поверенный то приезжал в Алжир, то уезжал.

За время его отсутствия скончался наш посол, и теперь марокканец явился к нам выразить соболезнование. По дипломатическому протоколу в таких случаях в посольстве готовится книга для записи соболезнований, так называемая траурная книга.

Узнав, что такая книга есть и находится в зале клуба, марокканец направился туда. Я показывал дорогу.

Войдя в зал, он увидел лежащую на столе открытую книгу в черном переплете, сел на стул, потом поднял голову и обомлел…

Дело в том, что за день до этого умер маршал Ворошилов, и мы заготовили еще одну траурную книгу и провесили в зале портрет Ворошилова с черной каемочкой.

Увидев портрет маршала, поверенный замер, потом повернулся ко мне и пробормотал:

— Это не посол.

— Не посол, — согласился я.

— А кто?

— Маршал Ворошилов, бывший президент нашей страны.

— Он что, умер? — догадался поверенный.

— Умер, — ответил я.

— Ах, какое горе, какое горе! — заверещал поверенный.

Потом спросил:

— А траурная книга по поводу вашего посла тоже есть?

— Да, — ответил я.

— И тоже можно расписаться? — обрадовался он.

— Можно.

Я вытащил из ящика книгу и протянул ему.

— Это великолепно. Это просто замечательно!

Он засиял улыбкой, но потом спохватился и снова заверещал:

— Ах, какое горе! Какое горе!

Из посольства к своей машине он почти бежал.

106. Хоменков на букву «х»

В те годы ЦК партии рассылал в посольства так называемые закрытые письма, они зачитывались на партийных активах.

Однажды пришло письмо, которое было разрешено зачитать в присутствии не только членов партии, но и комсомольцев. Аудитория получалась большой, и решили зачитывать письмо в две смены: в первую — тем, чьи фамилии начинаются от «а» до «н», во вторую — остальным.

Посланник Владимир Михайлович Соболев не знал об этом и, увидев идущего домой секретаря профкома Славу Хоменкова, спросил его, почему тот не пошел на актив.

— Мне нельзя, — ответил тот.

— Почему? — удивился Соболев.

— У меня фамилия начинается на «х».

— Это, конечно, плохо, — согласился Соболев, — однако все-таки не повод, чтобы не ходить на активы.

Позже Владимир Михайлович, большой поклонник крепкого слова, говорил Хоменкову:

— У тебя не только фамилия на «х».

107. История с кошками

Около въезда в посольства стояли баки для мусора. Возле них обитали одичавшие кошки. Кошек было много, они кричали и мешали поверенному работать. И он распорядился кошек изловить.

Завхоз Щугарев кошек изловил, посадил в мешок, отвез за пятьдесят километров и выпустил.

Кошки исчезли.

Но появились змеи. Ходить в посольство стало небезопасно.

— Верните кошек, — распорядился поверенный.

Но где их взять?

Вызвали змееловов.

Змей выловили. Появились крысы.

Больше распоряжений поверенный не давал. А кошки снова появились.

Но однажды они вновь исчезли. Все. Сразу. «Не иначе как завхоз снова решил их изловить», — подумал я. И ошибся. Через день после того, как исчезли кошки, произошло землетрясение. Правда, в нашем районе небольшое.

А через день после землетрясения кошки появились снова.

108. Запретная мелодия

На приеме по случаю 23 февраля присутствовал весь алжирский генералитет. Разносили напитки, крутили музыку. Разные мелодии — и вдруг… «Хава Нагила». Мы замерли, западные послы тоже.

Поверенный в делах Владимир Михайлович Соболев человеком был крутым и до нецензурной лексики охочим. Он подходил к советским дипломатам и тихо говорил:

— Улыбайтесь, как будто ничего не поняли.

И сопровождал пожелание соответствующей лексикой.

Мы невинно улыбались.

Дежурного коменданта, который нашел эту песню и потом оправдывался, что ничего не знал — «просто мелодия понравилась», Соболев вызвал к себе на следующий день. Он молчал минут пять, потом произнес только одно слово: «Мудак!». И на этом все закончилось. Никаких санкций к коменданту применено не было.

Крутой и матерщинник, человеком Соболев был очень добрым.

Мне часто в жизни приходилось встречаться с такими, и, как правило, они оказывались людьми очень добрыми и порядочными. А вот вежливые и изысканно изъясняющиеся слишком уж часто оказывались подлецами.

Через пару месяцев в Алжир приехал новый посол — Сергей Сергеевич Грузинов. Его я знал еще с Фрунзенского района Москвы, он там был секретарем райкома партии, а я — секретарем райкома комсомола.