Онлайн книга «Князь советский»
Она собрала проштампованные бланки и уже взялась за тот, что лежал сверху, как очередь взорвалась: – Так нечестно! Зайберт последним пришел! К великому облегчению Клима телеграфистка перевернула стопку и первым взяла его бланк. – Почему у вас три адреса написано? – строго спросила она. Он придвинулся к окошку. – Текст телеграммы надо отправить в Лондон, Нью-Йорк и Токио. – Не пойдет. – Девица вернула ему бланк. – Перепишите в трех экземплярах. – Вы что, не знали, что правила поменялись? – с притворным сочувствием спросил Зайберт. – А я-то думал: как это вы так быстро все доделали? Телеграфистка взялась за следующий бланк. – Послушайте, – вновь обратился к ней Клим, – вчера моя курьерша принесла вам бланк, подписанный цензором, и я по телефону продиктовал семь адресов, по которым надо было разослать текст. Все было в порядке! – Насчет телефона правила остались прежними, – отрезала девица. – Возвращайтесь к цензорам и переписывайте все заново. Вместо этого Клим направился к платному телефону, висевшему тут же, на стене, опустил в щель гривенник и попросил соединить его с телеграфисткой. Ему было видно, как она подняла трубку. – Алло! Это вы? Хорошо, диктуйте ваши адреса. – Они записаны на бланке, который лежит у вас на столе. – Все равно диктуйте! Таковы правила. Журналисты сочувственно хлопали Зайберта по спине: – Не все вам побеждать в социалистическом соревновании! Тот злился и обещал «показать им всем». 4. Клим добрался до дому в восьмом часу и, открыв дверь в подъезд, замер в удивлении. По лестнице задом спускались Тата и Китти и волокли за собой гору вещей, завязанных в скатерть. – Так, милые леди… Что тут происходит? Китти поправила сползшую на глаза шапку. – Мы с Татой боремся с твоим мещанством! Из тюка вывалился хрустальный стакан и, ударившись о ступеньку, разлетелся вдребезги. – Собственность уродует человека! – назидательно сказала Тата. – Вам нужно выкинуть все лишнее барахло, иначе скоро вы совсем разложитесь! Ни слова ни говоря, Клим подхватил тюк и понес его назад. – Стяжательство засасывает! – крикнула Тата. – Вы живете среди вазочек и салфеточек и не замечаете, как вражеская психология овладевает вашим сознанием! – Иди, пожалуйста, домой, – бросил через плечо Клим и, не сдержавшись, добавил: – И чтоб духу твоего здесь не было! – Папа! – завопила Китти, бросаясь вслед за ним. Клим пропустил ее в квартиру и захлопнул дверь. Кругом царил разгром: киноафиши и занавески были сорваны, книги валялись на полу – как после обыска. От злости на Тату Клима трясло. Да ее лечить надо – она же совершенно ненормальная! Впрочем, нельзя было, чтобы двенадцатилетняя девочка ходила по ночной Москве одна. Клим вышел на лестницу. – Тата! Но в подъезде ее уже не было, и во дворе тоже. – Тата! Клим вернулся в квартиру и, взяв всхлипывающую Китти на руки, сел на диван. – Я понимаю, что вы желали мне добра… Но посмотри кругом: стало лучше или хуже? Китти обняла его за шею и зарыдала. – Хочешь, я в угол пойду постою? – Пойдем-ка лучше мыться и спать. Ты свою-то комнату не разгромила? – Не-е-ет… Мне моих лошадок жалко. – Вот видишь! Нельзя без спросу брать чужие вещи. Китти кивнула. – Я поняла: у нас с тобой ничего забирать нельзя, а у Элькина можно. Он нэпман и преступный элемент! – Кто тебе это сказал? – охнул Клим. – Опять Тата? – Да-а… – Не слушай ее! Клим не знал, что и делать. Варварство и глупость окружали Китти со всех сторон, и вольно или невольно она впитывала их в себя. Дружбу с Татой надо было пресекать. Разгром квартиры – это цветочки; потому пойдут доносы или еще что похуже. 5. Когда Тата вернулась домой, мать уже спала, так что ей удалось пробраться в шкаф незамеченной. На следующее утро она ни слова не сказала ей о случившемся и побежала в школу. Как Тата была зла на дядю Клима! Он не имел права калечить нежную психику Китти! Будь Тата взрослой, она бы настояла, чтобы ее отобрали у отца и сделали дочерью пионерского отряда. Она могла бы жить у Таты, и тогда бы из нее выросла настоящая большевичка! Но что могла сделать девочка, которую саму еще не приняли в пионеры? После уроков было заседание редколлегии, и Тате поручили оформить стенгазету к 35-летнему юбилею литературной деятельности Максима Горького. Ей выдали драгоценность из драгоценностей – большой белый чертежный лист и акварельные краски. – Береги их – это последние, – предупредил вожатый Вадик. – Если справишься с заданием, я дам тебе положительную характеристику в совет отряда. Тата пообещала быть предельно аккуратной. Вернувшись домой, она принялась за работу. Сначала написала заголовок «Пионеры – Горькому», потом аккуратно наклеила статьи школьных корреспондентов, а потом срисовала из журнала виньетку из горнов и пионерских галстуков. В нее был помещен призыв:
Получилось очень красиво. В левом нижнем углу оставалось немного места, и Тата решила поместить туда важное предложение:
Дверь отворилась, и в комнату вошла мать. Схватив Тату за воротник, она выволокла ее из-за стола и влепила ей затрещину. – За что?! – взвыла Тата. – Я тебе покажу «за что»! Отвечай, мерзавка, зачем ты устроила погром у Роговых?! Тата попятилась. – Дядя Клим – это социал-предатель… – дрожащим голосом начала она. – Тоже мне, образованный человек, а буржуйских морд на стены понавешал! – Я тебе дам «буржуйских морд»! Мамин безумный взгляд остановился на стенгазете. |