Онлайн книга «Несостоявшаяся свадьба»
— Вы юрист, я знаю. Еще год назад вы были прокурором. У вас должен быть профессиональный взгляд на эту трагедию. Посмотрите на улики! Неужели вас это не заинтересовало? Полиция утверждает, что Хоуп наглоталась каких-то таблеток, потому что они обнаружили их рассыпанными по полу спальни. Но ничего определенного никто не сказал. Как она закинула веревку на люстру? У нее не было ни сил, ни воли для такого поступка. Один стакан вина, и Хоуп уже была в полной отключке… слабенькая, беспомощная. Ее мог убить и подвесить кто угодно. Много посторонних шаталось по дому… «Покончить с собой — это предписано в судьбе некоторых», — всплыло в памяти Фрэнсис неизвестно чья цитата. Аргументы Джека ее никак не убеждали. Ей вспомнилась нервозность Хоуп накануне прихода в храм, и вдруг Джек поразил Фрэнсис одним замечанием: — Она безумно боялась темноты и не могла бы повеситься в темной гардеробной. А свет там был выключен. — Это ничего не значит… — начала было Фрэнсис, готовая разубеждать и убеждать, а главное, поддержать молодого человека в горе. Но Джек был тверд. — И нет записки! Неужели я не достоин хотя бы строчки? Тут Фрэнсис была бессильна что-либо возразить. Фразы, произнесенные ею, явно были малоубедительными и стандартными: — Самоубийство — это тайна каждой личности, совершающей его. Все зависит от характера… — Хоуп любила жизнь! — Этим яростным восклицанием Джек заткнул рот Фрэнсис, как боксерским ударом. — Она сочиняла стихи, записывала малейшее… — он сделал паузу, — …изменение в природе… дождь, кваканье лягушек… радугу… И вдруг ни строчки перед уходом из жизни… Фрэнсис постаралась быть предельно жесткой: — Вы видели узел? — Что? Какой узел? — Тут Джек вроде бы очнулся. — Ту петлю? Вы первая ее увидели. Этот узел запомнился мне навсегда. Морской узел! Сама Хоуп такой завязать бы не смогла! Напор Джека был велик, и Фрэнсис поддалась ему, хотя ее занудное прокурорское нутро протестовало и хотело отложить столь странный разговор хотя бы на пару-тройку часов, если не навсегда. Но есть еще такое понятие, как совесть, а плюс — любопытство. Наблюдательность Джека заинтриговала Фрэнсис, пусть невыспавшуюся, пусть неодетую и раздраженную. — Вы уверены? — Это был первый более или менее профессиональный вопрос. — И еще кольцо! С крупным бриллиантом. Она хотела такое и радовалась, как ребенок, моему подарку. — А что с кольцом? — не поняла Фрэнсис. — Кольцо пропало! Я осмотрел комнату вместе с полицией. — Кому была нужна ее смерть? — прямо спросила Фрэнсис, отбросив всякую осторожность. Джек внезапно сник. Он отвел взгляд, прошел к окну и раздвинул занавески. Рассвет был сумрачным, и, кажется, моросил мелкий дождь. — Я нуждаюсь в вашей помощи. Найдите убийцу Хоуп, прошу вас… — Почему я? — спросила она, хотя догадывалась, каков будет его ответ. — Ведь Хоуп… она в родстве с вами… и вы знали ее при жизни и, наверное, любили. Или, во всяком случае, относились к ней неплохо. И еще потому, что вы ничем не обязаны моей семье… Вы независимы. Над последним заявлением Джека требовалось подумать. — Честно говоря, я не уверена… — нерешительно промямлила Фрэнсис и тут же резко оборвала себя. Она видела перед собой несчастного молодого мужчину, и его мысли, возможно впервые в ее жизни, передавались ей телепатически. Как он мог так верить в насильственную смерть своей невесты? Все восставало против этой версии. Или он знает кое-что существенное, скрытое до сей поры, что убеждает его и подстегивает в нем жажду мести? Если так, то почему он не поделился этими сведениями с полицией? И что он имел в виду, когда весьма откровенно бросил тень подозрения на своих родных? — Слишком много вопросов возникает, и слишком мало прав я имею… — начала было Фрэнсис, но он прервал ее: — Это все отговорки! — Вы отдаете себе отчет, о чем вы просите? — Вполне. Я хочу знать истину и доберусь до самого дна, с вами или без вас. Мою Хоуп убили, и я уверен, что вам тоже захочется узнать, кто ее убил, не меньше, чем мне. — Назовите первого подозреваемого. У вас есть таковой? — Да! — Джек повернулся к ней лицом. От него исходила такая горячая волна, что Фрэнсис невольно попятилась. — Их много, и вопрос лишь в том, кто подобрался к Хоуп первым. — Так кто же? — Ищите! Джек так стремительно вышел из номера, хлопнув дверью, что, казалось, за ним закрутился маленький смерч. Фрэнсис некоторое время простояла в остолбенении. — Фрэнни, — вернул ее к реальности ласковый голос Сэма. — Не хочу показаться бесчувственным и знаю, что твои тетя и дядя прошли через ад и еще, наверное, находятся там, но ты должна подумать и о себе. Я поклялся вчера, что доставлю тебя домой в целости и сохранности, и намерен свою клятву выполнить. — Сэм, прости, но я стою перед трудным выбором. — Выбор один — сберечь свои нервы. Ты не можешь взять на себя все страдания человечества. Чересчур много их выпадает на твою долю. Смерть твоей мачехи и последующее раскрытие тайн далось тебе слишком тяжело. Даже виновные отделались легче. Ты сменила работу, ты вдохнула свежий воздух — так дыши им! — Не могу, — покачала головой Фрэнсис. — Он чем-то отравлен, хотя не знаю чем. Сэм, поддержи меня, пока я не докопаюсь до истины. Она гладила, обнимала руками его худощавое, но крепкое тело, приникала губами к пальцам, изуродованным трагическим инцидентом, но таким знакомым и нежным. Она искала сочувствия и находила его в этом мужчине. — Мы вас ждали. — Этими словами встретила Фрэнсис Кэтлин, фактически — член семьи, едва Фрэнсис коснулась столь памятным с детства бронзовым молотком входной двери дома Лоуренсов. Десятилетия безупречной и преданной службы на одном месте сделали ее таковой. И то, что она неизменно носила черную с белым воротничком форму, никак не отделяло ее от хозяев. Она имела здесь почти такие же права, как и тетушка Аделаида. — Вас ждут в библиотеке, — сказала Кэтлин. Сквозь приоткрытую дверь Фрэнсис увидела бушующий в камине жаркий огонь. Летний день был пасмурным, но, вероятно, супруги, потерявшие накануне дочь, зябли и нуждались в тепле. Шторы, подхваченные черными бархатными лентами, не были задернуты. Туман, наползающий с моря, застилал вид на гавань. Билл стоял у камина почти в прострации, с погасшей трубкой в зубах, а тетушка Аделаида, утонувшая в глубоком кресле, держала перед собой обрамленную в траурную рамку фотографию дочери. Чуть привстав, она протянула Фрэнсис руку, изящную, с длинными пальцами пианистки и, казалось бы, помертвевшую и иссохшую за последние несколько часов. — Что-нибудь выпьешь? — Спасибо, нет. — Так страшно, что мы после стольких лет разлуки увиделись при подобных обстоятельствах… |