Онлайн книга «Бабье лето»
|
Он тогда обиделся страшно. Разве он не помогал? Таскал Машку на загривке в сад с утра и забирал вечером. Приносил продукты. Мыл полы, купал дочку в ванной. А теперь его гонят к плите. Сначала обиделся, а потом подумал: а ведь она права. Домой приходит не раньше девяти. Усталая, замученная. Тогда он ее еще здорово жалел. По телефону мать подробно делилась опытом. – Ничего не пропусти, – говорила она. – Кухня любит внимание. Он записывал: свеклу соломкой, туда две ложки сахара и выжать лимон. Сварил первый раз борщ – ничего, между прочим, получился. Она съела и усмехнулась: – Ну вот, можешь, когда захочешь! В девяносто первом его институт прикрыли – поменялся директор, и новый, со стороны, начал усиленно сдавать в аренду помещения. Многие коллеги там и остались – кто-то торговал бусами, кто-то книгами, а кто-то утюгами. А он ушел. Не мог на все это смотреть. На душе было погано. Попробовал с братом в его бизнесе. Перестал спать ночами – белый нал, черный нал, рэкет, авизо… С братом начали портиться отношения. Позвал друг – тоже в бизнес. Дела вроде шли неплохо, но как только стали появляться деньги, он понял, что его «имеют». И ушел. Года два был без работы. Потом встретил школьного приятеля – тот собирался открывать свой магазин. Позвал директором. Продержался полгода – понял, что революцию затевать смысла нет, а смотреть на все это… Переклеенные бирки на просроченных продуктах, смена сортности, усушки, утруски… Гадость, в общем. Конечно, ушел. Три месяца лежал на диване. Она подходила вплотную и смотрела на него. Потом тяжело вздыхала, говорила: «Ну, ну» – и выходила из комнаты. Вот тогда они и перестали спать в одной постели. Спала она теперь на диванчике в кабинете. – Мне там удобней, – говорила она. – Я же сижу допоздна. Он заходил в кабинет и видел, как она спит, неудобно свернувшись на узком диване, и ее нога свешивается на пол. Он укрывал ее пледом, поправлял подушку, выключал компьютер и гасил свет. И до слез жалел и ее, и себя. Пока с ними жила дочка Машка, в доме было повеселей. Но Машка рано выскочила замуж – в восемнадцать лет. Когда он говорил жене, что скучает по дочери и в доме стало пусто и одиноко, она пожимала плечами – жизнь идет своим чередом. Прагматик, человек-рацио. Он ей завидовал. Чувствовал себя неудачником. Страдал. Понимал, что жизнь обманула и к тому же катится в тартарары. Спросил как-то: – Слушай, а тебе нравится, как мы живем? Она пожала плечами: – Нормально. Нормально живем. Не орем друг на друга, не скандалим. Не бьем посуду. – А то, что не спим вместе, это тоже нормально? – удивился он. – Ну, знаешь, какие могут быть страсти после двадцати трех лет брака? Ты думаешь, только у нас так? – усмехнулась она. – У всех все одинаково. Он не знал. Поговорить на эту тему было не с кем. Ей, наверно, виднее, все-таки медик. А она продолжала покорять новые вершины. И ей, надо сказать, это блестяще удавалось. – Альпинистка, – называл он ее. В доме совсем не стало гостей. – Какие гости, Сережа! – возмущалась она. – Все еле живые, пашут, как на галерах. А в субботу и в воскресенье я хочу отоспаться. К родителям он ездил один. – А Леночка? – спрашивала мать. Невесткой она по-прежнему гордилась. Собирала все ее статьи и интервью из журналов и газет. – Бедная девочка! – говорила. – Так устает. Это была правда. Она действительно очень уставала. Очень. Приходила домой, молча скидывала сапоги. Молча переодевалась. Молча мыла руки. Молча съедала ужин. И уходила к себе – работать. Отдыхать она тоже ездила одна – ему было неловко ездить за ее счет. Да она и не предлагала. – Соседи живут веселей, – с горечью говорил он. – Не придумывай, – махала она рукой. – Все эти мысли лезут тебе в голову от безделья. Сейчас все так живут. Что поделаешь – надо выживать. И потом, этот мегаполис… Он пошел таксовать. Работа ему, в общем, нравилась. Если б не сумасшедшие пробки. А так – сам себе хозяин. На «карман» всегда себе заработаешь. Особенно он любил халтурить по вечерам, даже ближе к ночи – когда город хоть немного, но утихомиривался. Шел проливной дождь. У метро «Октябрьская» он посадил пассажирку. Она скинула капюшон, и он увидел ее профиль – короткий, чуть вздернутый нос, кудрявые темные волосы. Она достала зеркальце, расстроенно сказала: – Ну вот, конечно, потекла, – и стала платком вытирать черные разводы под глазами. Она объяснила, что ей нужно на проспект Вернадского, тут недалеко, но хорошо бы еще заскочить в аптеку – купить лекарство. И еще на минуту в магазин. – Вы не торопитесь? Вам это будет не сложно? – спросила она. – С вами – на край света, – отшутился он. А потом серьезно добавил: – Не волнуйтесь, все сделаем, конечно. Она вздохнула, успокоилась и стала рассказывать, что заболела подруга и надо привезти лекарство. Он удивился: – Ночью? – А что? – не поняла она. В дежурной аптеке купили аспирин и микстуру от кашля. Она попросила остановить у «Перекрестка». – Хотела купить торт. Порадовать подругу. Она такая сладкоежка! Сетовала, что совсем не разбирается в тортах – все сейчас такие дорогие и пафосные. – А помните, был такой торт «Подарочный» – ну, орешки там и сахарная пудра? Он обрадовался и кивнул: – Мой любимый торт. В «Перекресток» они зашли вместе. Выбрали торт – шоколадная глазурь, свежие ягоды. Торт был похож на клумбу. – Купите еще молоко и мед, – посоветовал он. – Господи, какой же вы умный! – воскликнула она. – А я совсем растеряха. Конечно же, молоко! Конечно! И мед – тоже, да, обязательно. Она сказала, что ее зовут Таня, что у нее есть сын Костик и собака Глаша – смешная, толстая и неуклюжая. С собакой, конечно, море хлопот – и грязь, и шерсть, но когда Глаша тебя встречает после работы – можно все простить. Он сказал, что тоже обожает собак. – А почему не заведете? – удивилась она. Он почему-то растерялся и не нашел, что ответить. У нужного дома он спросил: – Вы надолго? Я бы мог вас подождать. Она удивилась и смутилась одновременно: – Нет, не надолго, но все равно это время. Ну что вы будете ждать, неудобно как-то. Все равно час там проторчу наверняка. Он обрадовался. Час – это такая ерунда! Она вошла в подъезд, а он включил музыку, откинул голову и закрыл глаза. По радио пел Синатра. Конечно, о любви – нежно, вкрадчиво и волнующе. |