
Онлайн книга «Путешествие на высоту 270»
Тогда Мирза отходит на некоторое расстояние. В свете автомобильных фар он принимает картинную боевую позу, потом разбегается и прыгает на нас. Люди в окопе кричат единым криком и сжимаются. Мирза бежит по нашим головам в конец окопа. И громко кричит: – Я не т-только вас по-поубиваю, я т-так это сделаю, что вы в м-могилах са-саваны об-бгадите! Али отвечает: – А я желаю тебе попасть в плен к такому человеку, который проткнет тебя насмерть своими усами! – Н-не дож-ждешься! – ворчит Мирза, укладываясь в свой спальник. Я вновь закрываю глаза, заметив перед тем, что Расул перестал ворочаться. Дует холодный ветер. Али – судя по голосу, он всё там же, в начале нашей щели, которую мы лишь из вежливости называем траншеей – говорит: – Братец… Братец Насер, дорогой! Он намеренно произносит это детским голоском. – Что такое, я здесь, – отвечаю я. Али осторожно ставит ноги так, чтобы ни на кого не наступить, и пробирается ко мне. – Где ты, братец мой дорогой? – Ага! Припекло тебя! – говорит Масуд. Али подошел ко мне и продолжает: – Пока у меня есть братец Насер, меня припечь ничто не может… – Так что случилось-то? – спрашиваю я. – Чего вдруг «братец, братец»? – Не слушай его, – говорит Масуд, – он совсем совесть потерял. Внезапно прорезающие небо ракеты «катюш» своим воем перекрывают все прочие шумы. Земля со стенок осыпается нам на головы. Все высунулись из спальных мешков и провожают взглядами светящиеся в небе стрелы ракет. – Братец мой, красавчик, дело такое: у меня спального мешка нет… – Как нет? В такой холод? Я невольно сажусь. А он продолжает: – Братец мой! Одна ночь это ведь не тысяча ночей, поспим с тобой вдвоем в одном спальнике, а? – В одном спальнике?! – переспрашиваю я. – Ну да, – отвечает он. – А что такого? Мне вдруг очень хочется его задушить. Расул быстро садится и спрашивает меня: – А где батальонный каптенармус? Пойдем получим еще мешок и быстренько принесем. – Спи знай, – говорю я ему. – Каптенармус тут мешки не выдает, ты забыл, где мы? Али ложится рядом со мной, а я всё еще не верю ему: – Дорогой мой, двоим ведь не полагается в одном мешке! – Но ведь не все тут братья, как мы с тобой, – не сдается Али. – Мы-то вдвоем поместимся, разве нет? И он залезает в мой мешок. – Ну вот, – говорю я. – И как теперь застегнуть молнию?! – Ты туда лицом ляг, я сюда! Ну вот… Ага-Абдулла, застегни молнию, будь добр. Абдулла приподнимается, застегивает молнию и плотно нас упаковывает. И мне уже не пошевелиться. – Да покарает тебя Аллах, – говорю я. – Что ты со мной творишь? Он смеется, и я вынужден колыхаться в такт. Но веки мои постепенно тяжелеют. Артиллерия с обеих сторон ведет свою дуэль, но мы не обращаем внимания. Окоп дает нам безопасность, а спальники – тепло. Кстати, что сейчас там делают Ройя и Мустафа? Я согрелся, и вот все мысли исчезают… * * * Кто-то тихонько толкает меня и зовет. Я открываю глаза и пытаюсь потянуться, отчего молния мешка расстегивается. Теперь хоть вздохнуть можно. Таращась в темноту, спрашиваю: – Кто это? Что тут? – Ага-Насер… Насер… Сонная одурь некоторое время довлеет надо мной, и всё же я узнаю голос Расула. Я сажусь и смотрю на него. Изо рта его идет пар, и в свете автомобильных фар это выглядит так, словно передо мной усталая лошадь. – Давай… Выйдем! Прошу… От холода я дрожу. Он хватает меня за рукав и тянет. – Да что такое? Куда? Всё же он меня поднял и тянет к выходу из окопа, причем я ясно чувствую нервную дрожь его рук. Говорю ему: – Осторожнее, я иду… Э-э, не тащи так… Он почему-то не слушает меня, но тащит изо всех сил. Мне приходится наступать на ребят, но они словно уже привыкли к этому и даже не высовываются из спальников, кряхтят и поворачиваются на другой бок, и вновь засыпают. И вот Расул вытащил меня из окопа. – Ну? Что случилось, говори! Грузовики всё так же едут в одну и в другую сторону. На передовой продолжается перестрелка, и издали слышны взрывы снарядов и ракет. – Что-то… что-то… что… Страшно! Его голос прерывается. Не понимаю, от холода его колотит или от страха, или еще от чего-то. – Да что случилось-то, что? Почему страшно? В свете фар я вижу напрягшиеся жилы его шеи; он дрожит словно ива на ветру. И вновь блик света. И я вижу еще и капельки пота, сверкающие на его коже, словно тысячи алмазов. – Там… Что-то… Но ему ничего не выговорить. У него начинаются судороги. Я усаживаю его, беру кусок мешковины и закутываю его. Вдруг страх его передался мне. Я спрашиваю: – Да что с тобой? Ты заболел, наверное, а? Он изо всех сил пытается что-то сказать: – Та… та… Аллах свидетель… Аллах… И голоса нет у него больше. Я поплотнее заворачиваю его в мешковину, закутываю и голову его. Он обхватил кленки и весь сжался, он стал словно рука, сжатая в кулак. Я встаю и возвращаюсь в окоп, чтобы принести флягу. – Что там? – Абдулла приподнимается со своего места. – Случилось что-то? – Нет, спи себе. До утра далеко еще. Я вновь вылезаю из окопа и подношу флягу к губам Расула. Он не пьет, отталкивает мою руку. Я говорю таким голосом, который ободрил бы его: – Спокойно скажи мне: что случилось? – Он дрожит, и я сжимаю его плечи: – Всё в порядке, не бойся. Постепенно он успокаивается, а я вдруг понимаю, какой именно сон ему приснился. Видимо, он вступил в новый для него мир, он впервые по-настоящему стал взрослым. Я заставляю его встать, но он не может идти. Ноги его будто свело. Однако я беру его под руку, и мы медленно идем с ним вместе. Не знаю, как мне объяснить ему то, что с ним произошло. Я веду его к цистерне с водой, которая находится подальше, возле шоссе. Я усаживаю его у стенки укрепсооружения, нахожу пустую жестянку и наполняю ее водой. Зову Расула. Он подходит ко мне, и мы, обогнув укрепсооружение, находим остатки дерева, которым укрепляли окопы, и разводим костер. Я грею воду. Не знаю, как начать разговор с ним… * * * Там, в отдалении, кто-то встал на крыше капонира и призывает к утреннему намазу. Огонь с обеих сторон утихает. И еще кто-то поет азан: их голоса сливаются. Мы с Расулом сидим недалеко от того окопа, где спят ребята нашего взвода. Расул сидит в своем спальном мешке, и я вижу, что он руками охватил сам себя за бока. Волосы его еще мокрые. |