Книга Салон недобрых услуг, страница 15 – Валерий Гусев

– Вот такой теперь прогресс у культурных людей.

Прогресс, подумалось. Это не прогресс, это маразм какой-то. Даже вроде подлости. Мне вся эта «детская» комнатка с собачьим горшком еще гаже показалась, когда я вспомнил крохотный чуланчик без окна. Мы проходили мимо него по пути в апартаменты Маргоши.

– Здесь моя горничная обитает, – небрежно пояснила Мариша. – Скромненько, но как бы со вкусом.

Скромненько… Это да. Жалкая раскладушка, хроменькая тумбочка и фотография Мариши, приколотая к стене кнопкой. И я подумал: у кого в доме собаки живут лучше людей, тот сам не очень добрый человек. А ведь тогда мы еще не знали, что эта горничная, пожилая тетка, которая ласково называла Маришу доченькой, в самом деле ее мама. Мариша забрала ее из Лопушанска, чтобы в ее элитном доме все было как у культурных людей. Ведь без горничной какая ты элита? Так, третий сорт…

К тому же горничные нынче дорого стоят. А мамаша доченьку бесплатно обслужит. Да еще и ее фотку над раскладушкой прикнопит.

Вообще, нам в этом доме было интересно. Как в зоопарке. Есть на что посмотреть, и себя показывать не надо.

Я уже вроде говорил, что стены в их квартире были обыкновенные, не надутые и не сдутые. Только все разного цвета. Белая, черная, красная, а четвертая – вся полосатая, всех цветов радуги.

– Клево? – похвалилась Мариша. – Это я сама придумала. Из одного журнала про одну как бы звезду, у нее вся дача такая. Аркаше очень понравилось. Он как бы так и сказал: «Ты вошла в мою жизнь, как солнечный луч».

Алешка прищурился (он всегда щурился, когда хотел немного соврать) и поправил Маришу:

– Как разноцветная радуга.

– Отпад! – Мариша даже взвизгнула от удовольствия: – Ты как бы поэт!

– Он как бы художник, – сказал я. – И как бы артист.

– Художник? – Мариша с недоверием покачала головой. – У нас есть знакомый художник, сейчас принесу. – И Мариша выпорхнула за дверь, шлепая розовыми пятками.

– Ща она нам художника принесет, – буркнул себе под нос Алешка. – На завтрак. И артиста на обед.

Но запыхавшаяся Мариша принесла не художника, а картину в тяжелой золоченой раме.

– Вот! – Она торжественно развернула картину к нам лицом. – Он мне подарил свой оригинал.

Это был знаменитый «Черный квадрат» Малевича. Мы, конечно, знали, что эта картина хранится в музее, и люди ходят на нее посмотреть и погадать – что же она означает, какую глубокую мысль вложил в нее художник? Правильно кто-то сказал, что она изображает выключенный телевизор. Впрочем, я не знаток живописи и не уверен, что во времена Малевича были телевизоры. Но вот то, что эту картину на разных выставках нередко вешали вверх ногами или боком и ничего от этого в ее восприятии не менялось, об этом знал. Может, именно такая мысль и была заложена художником? Мол, как ни вертись, а все ерунда получается.

Алешка похлопал ресницами и тоже похвалился:

– А у нас дома еще лучше есть. «Красный шар» называется.

Никакого «Красного шара» у нас дома никогда не было.

– А кто художник? – раскрыла ротик и дернула носиком Мариша.

– Алексей Оболенский, – небрежно ответил Алешка.

Мариша стала сосредоточенно хмурить лобик, припоминая, потом сообразила и расцвела:

– Ты, что ли? Как бы сам нарисовал? Ну ты герой!

– Я и вам могу что-нибудь нарисовать. С автографом. «Синий треугольник», например.

Я понял, чего он добивался. Он очень хотел понравиться Марише и вызвать к себе ее доверие.

Но вот зачем?

Разноцветные стены, разноцветная мебель… Все очень непривычное, неожиданное и блескучее. Будто все это создавалось не для удобства хозяев квартиры, а для того, чтобы удивить других людей.

И хотя Мариша собиралась завести на даче библиотеку, в комнате у нее была всего одна книжная полка. Зато какая-то странная. Нет, сама полка как полка, это книги на ней Мариша странно расставила. Наверное, как у них в Лопушанске культурные люди делают.

– Утюгом каким-то книги стоят, – шепнул мне Алешка.

– Ледоколом, – шепнул ему я.

И в самом деле – средняя книга вовсю вылезла вперед, до самого края полки; две по бокам от нее вылезли поскромнее, отстали немножко. И остальные отставали все больше и больше. Углом таким книги выперли. Наверное, Мариша думала, что так очень красиво и оригинально. И мне опять стало немного ее жаль.

Да, книг у нее было мало, наверное, десять. Зато было много телевизора. Он как бы заменял одну стену, черную. Как бы домашний кинотеатр. Как бы черный квадрат во всю стену. И Мариша начала им хвалиться. Как людоед с далекого острова хвалится ржавой консервной банкой.

Когда Мариша включила этот телевизор, мы даже от него немного шарахнулись. Очень непривычно было. Все люди на экране были в натуральную величину. И нам показалось, что Мариша не включала никакой телевизор, а просто отдернула штору в соседнюю комнату.

– А вот мой триумф, – сказала она и вставила в видак кассету. – На подиуме в Лопушанске.

Триумф… На подиуме… Нашла что показывать. Мало того что съемка явно любительская, так и зрелище было довольно жалкое. Самодеятельность.

Но Мариша все-таки выглядела. Особенно в хрустальной короне набекрень и в красной ленте через плечо.

– А сейчас меня Аркаша поцелует. Он там как бы в жюри был. И прямо с подиума меня в церковь потащил. Венчаться. Клево, да? Как в сериале.

Запись была очень короткая, но Мариша уже разошлась вовсю. Достала свой любимый альбом и стала хвалиться газетными вырезками со своей особой. Эти фотографии тоже были с конкурса «Мисс Лопушанск». Алешка с большим вниманием разглядывал их, а потом ткнул пальцем в один из снимков:

– А это разве вы?

– А то кто же? – рассмеялась Мариша с ноткой обиды. – Ты даешь! Не похожа? Как бы постарела, да?

– Да вот же написано: «Мисс Лопушанск – 2007 Маруся Рябая».

– Так я как бы и есть та Маруся!

– И рябая?

Опять звонкий смех. Я подумал, что так часто может смеяться человек, которому на самом деле хочется плакать.

– Я тогда была по фамилии Рябая. Это теперь я как бы Каминская, по Аркаше. И была я Мария, а не Марина.

– А зачем? – Алешка опять наивно защелкал ресницами.

– Ну… Мария, Маруся, Машка – очень уж простые имена, для звезды не годятся. Я теперь Марина стар!

– Да вы еще и не такая уж старая, – наивно польстил ей Алешка.

Не знаю, как там Мариша ходила по подиуму, но что она умеет хорошо делать, так это звонко смеяться.

– Да не старая! – стала она объяснять Алешке. – А стар! Звезда по-английски. А Марина с иностранного как бы морская. Морская звезда, типа того.