Онлайн книга «Попались, которые кусались!»
|
– Не надо в мастерской ехать, – успокоил его Алешка. – Дырка колеса нету. Совсем. Это до Рашида дошло. – Нет дырка в колеса? Качать надо? Мы расступились. Рашид достал насос. Гретка притащила из кустов пустой, дочиста вылизанный поддон. Алешка поставил его в фургон. И сказал: – Салям-малям. – Обязательно, – ответил Рашид. Удивляюсь я на нашу молодежь. Легкомысленная она какая-то, несерьезная. А вот я, например, после разговора с Рашидом, вернее – после его допроса, глубоко погрузился в раздумья. Размышлял над всякими серьезными проблемами. Вот почему одни люди честные, а другие нет? И почему честный человек может стать иногда нечестным, а нечестный никогда честным уже не будет? Почему одни люди добрые, а другие злые? И почему добрый может стать злым, а злой никогда уже добрым не будет? Почему собаки учатся у людей, а люди у собак ничего хорошего не перенимают? В общем, много вопросов, есть над чем подумать. А Лешка и Лелька в окружении веселых собак чирикают о чем-то, смеются, будто ничего нет на свете прекраснее, чем вот так вот идти уже почти весенним парком, среди оседающих сугробов, под карканье ворон. В то время как совсем рядом творятся такие жестокие вещи… Я еще и еще прокручивал в голове ту скудную оперативную информацию, которую мы сняли с корявого языка Рашида. Так… Заправляет этими собачьими боями какой-то авторитетный дядька, близкий к Махаону, по фамилии Карягин. Каряга, как сказал Рашид. И эта Каряга держит свой бизнес – торговлю собачьими кормами. Крыша такая, чтоб милиция не придралась. Рашид даже адрес этой фирмы вспомнил и ее название. «Плеск», – сказал он. «Блеск», – поняли мы. Правая рука у Карягина – усатый Коля, который проник уже в городской клуб собаководства. И наверняка ищет там возможности погреть жадные руки. Что можно сделать нам, обычным хулиганам и двоечникам, чтобы эти жадные руки ощутили холодок наручников? Как мы можем справиться с целой бандой злодеев? Как выручить этих беззащитных собак? Да дело-то ведь и не в собаках. Вернее, не только в них… Вот такие мысли меня одолевали, когда я брел мимо тающих сугробов, под весеннее карканье ворон. Среди моих легкомысленных верных друзей. Но я ошибался. Мои друзья, оказывается, думали о том же. – Понимаете, ребята, – сказала Лелька, когда мы остановились около ее подъезда, – ничего с ними по закону нельзя сделать. Их даже оштрафовать за жестокое обращение с животными нельзя. – Натравить бы на них собак, – помечтал Алешка. – Тогда мы будем виноваты. И собаки тоже. – А давайте, – предложил Алешка, – прокрадемся в этот приют и выпустим всех собак на волю. – Они разбегутся, кого-нибудь покусают, кого-нибудь напугают, и собак снова отловят и снова им продадут. – А давайте в следующий раз, когда будут бои, загоним всю публику за сетку и запустим туда всех собак. И ворота снаружи запрем. А потом собак выпустим, а что там останется, дворники уберут. Размечтался! – Эх, – вздохнул Алешка. – Были бы деньги! – Зачем? – Я бы купил эту шарагу. И сделал бы из нее настоящий приют для бездомных собак. И раздавал бы их в добрые девичьи руки. – Ты знаешь, какие для этого нужны деньги? – Надо у мамы попросить. Дим, ты не знаешь, дома деньги есть? – Есть. Мама спрашивала папу: когда зарплата? А то, говорит, у меня двести рублей осталось. – Не хватит? – безнадежно спросил Алешка. – Маловато будет, – сказала Лелька. И тут меня осенило: – Бабочкин! – Кто? – Ты! Ты же Бабочкин! А твой дядька Махаон хотел купить эту шарагу. Ты же сам об этом наврал, помнишь? У Алешки заблестели глаза. И тут же потускнели – он глубоко задумался. Сел на скамейку. Грета забеспокоилась, подошла, оставив своих друзей, и положила голову ему на колени. Алешка этого даже не заметил, он машинально погладил ее. А друзья заметили. Не зря у них Гретка зажигалочкой зовется. Они тоже подошли, окружили Алешку и все как одна подставили ему свои головы. Но тут эта красивая картина распалась. Ее развалил грубый женский голос: – Развели кобелей! Пройти негде! Все загадили! Участковому скажу! Мощная тетка проходила мимо с громадной сумкой на колесиках. – Мы вам мешаем? – вежливо спросила Леля. – Вы – нет! – отрезала тетка. – А ваши собаки – да! Людям жрать нечего, а вы собак кормите. Мясом! – Но не вашим же! – возмутился Алешка. – Еще не хватало! Да я собаке корки сухой не дам. Дармоеды! Наши дармоеды с таким удивлением посмотрели на нее, что мы рассмеялись. – Им весело! Хулиганье! Двоечники! – И она покатила дальше свою тачку с таким возмущением, что ее колеса яростно задребезжали на трещинах в асфальте. – Это, наверное, она, – шепнул Алешка, – отраву в парке разбрасывала. На нее похоже. Собак ненавидит. – Она весь мир ненавидит, – сказала Лелька. – У нее, наверное, проблемы. В личной жизни. А Лешка опять задумался. Глубоко и серьезно. Но опять ему не дали додумать. Дом, где жила Лелька, был очень длинным. В сумерках он был похож на выброшенный на берег океанский лайнер. Окна его светились, как иллюминаторы пассажирских кают, красные огоньки на крыше напоминали опознавательные огни теплохода. Лелька жила в первом подъезде, а вот у восьмого послышались какие-то крики. – Опять эта хулиганка с сумкой орет, – сказала Лелька. Но крики были какие-то странные – не базарные, а отчаянные. И первыми это поняли наши собаки. Они насторожились и стали, нетерпеливо переступая лапами, вопросительно поглядывать на нас. И даже поскуливать. У восьмого подъезда было темно. Какие-то хулиганы и двоечники разбили там фонарь. «Наверное, – подумал я, – этой грубой тетке опять кто-нибудь помешал. Или собаки на поводках, или пенсионеры на лавочке». Оказалось гораздо хуже. Крики становились все безнадежнее и испуганнее. – Пусти! – визгливо доносилось до нас. – Отдай! Помогите! Грабят! Все! На «помогите» реакция может быть только одна. И мы побежали к восьмому подъезду. Там хоть и темно, но все было видно. Во-первых, были видны лица людей в окнах. Люди смотрели на улицу, как на экран телевизора – молча и безучастно. Во-вторых, тетка тянула сумку на колесиках на себя, а двое парней эту сумку у нее вырывали. Силы были неравны. Но тетка орала, а парни молчали. Собаки оказались умнее нас и быстрее. Они нас обогнали и прыгнули на парней, все четверо. Две на одного, две на другого. |