Онлайн книга «Под девятой сосной в чистом поле»
|
Папа: И еще есть неясность. При чем здесь вообще Халитов? Он такими делами не занимается. Отец Леонид: Организатором кражи он быть не может. Он к нашему храму внимателен и щедр. Да и записка эта от «Ш.Х.» – не в его стиле. Не зря он следователем когда-то хотел стать. По особо важным делам. Участковый: И пульнуть этой запиской в окно здания милиции из рогатки – смешно! Не в его стиле. Мальчишество! И тут они все разом повернулись к нам. И уставились. Как три крокодила на двух кроликов. Папа(вполголоса): Дима ничего не знает, а Лешка ничего не скажет. Участковый: Младшего надо изолировать. Пока он в беду не попал. Папа: Я заберу его с собой. Отец Леонид: Не делайте этого, Сергей Александрович. Мальчишка славный, мы его очень полюбили. И старший такой серьезный. Пельмени варить умеет. Мы за ними приглядим. Папа (с усмешкой): Какая наивность, отец Леонид. Батюшка смущенно кашлянул. – Иди сюда, – строго сказал папа Алешке. Но тут за окнами послышался женский щебет, и кто-то позвал матушку Ольгу. Она выглянула и обрадованно помахала рукой. В горницу впорхнули две веселые блондинки. Брюнетки в прошлом. – Какая компания! – радостно возвестила Люсьена. – Только нас здесь не хватало, – добавила по существу Люська. Она вообще была попроще. Мягко говоря. Блондинки тут же уселись за стол. Оперативное совещание оказалось под угрозой. Но тетя Оля спасла положение. Блондинки пришли за консультацией – у них созрели огурцы, и они хотели посоветоваться с матушкой, как их солить по старинному монастырскому рецепту. Тетя Оля быстренько споила им по чашке чая (без пирогов, мы с Алешкой уже постарались) и пообещала в ближайшее время прийти к ним и помочь с засолкой. Блондинки очень обрадовались и защебетали так, что даже веселых воробьев за окошком заглушили. – Приходите прямо ко мне, – сказала Люсьена, – моя фазенда как раз напротив терема. Вы знаете, где писатель живет? Он очень любезный, даже один раз нам бутылку вина подарил. И еще обещал. Ждем вас. И они выпорхнули. Как две воробьихи. Но не в окно, а в дверь. – Алексей, – тут же сказал папа. – Ты проделал большую работу. И не знаю, чего от нее больше – вреда или пользы. Но с этого момента… – Понял, понял! – Алешка поспешно поднял руки вверх. И добавил совершенно другим, совершенно спокойным голосом: – Я больше ничего делать не буду. – Точно? Обещаешь? – И сколько в Лешкином голосе было спокойствия, столько же в папином голосе было сомнения. И поэтому он спросил: – А почему? Алешка посмотрел на него, на участкового, на отца Леонида и небрежно сознался: – Потому что больше ничего делать не надо. Я все уже сделал. – Он перевел свой хитрющий взгляд на батюшку: – И очень скоро вы получите чудотворный образ в собственные руки. А вы, дядюшка мент, получите в собственные руки тех, кто его украл. Мне показалось, что за окном от этого заявления даже воробьи замерли. Обалдели, грубо говоря. Лешка любит эффекты. Он подошел к окну, постоял, глядя задумчиво в сад, потом повернулся к нам: худенький силуэт на фоне летней зелени и солнечных лучей – и вполголоса добил присутствующих: – Икону принесут сами похитители. И еще прощения будут просить. – Пауза. – Мы свободны? Он кивнул мне, как полководец адъютанту, и печатным шагом вышел за дверь. Я – за ним. И только услышал за спиной насмешливый папин голос: – Вот и поговори с ним… Но в этом голосе была не только насмешка, а еще и скрытая, но явная гордость. Теми, кто тылы обеспечивает, так не гордятся… На улице Алешка, как говорится, снял с себя грим. И стал обычным пацаном. Немного озабоченным. – Дим, я, конечно, им чуточку соврал. Я не все еще сделал. И ты мне поможешь, ладно? Мне захотелось вытянуться перед ним в струнку и, отдав честь, рявкнуть на всю улицу: – Рад стараться, ваше благородие! Ну… я это внутренне сделал. А на лице изобразил предельное внимание. – Сейчас идем к одному человеку, – сказал Алешка. – И сделаем из врага друга. – ? – Из соучастника – соратника, – постарался он объяснить, видя мое недоумение. – А кто он, этот вражий друг? – Поля, – коротко ответил Алешка. – Заполошная? Полинка? – Художник, с насморком. Художника мы застали дома. Он топил печь и сжигал в ней свои черновые работы. В комнате было жарко и грустно. Рядом с печью лежали расколотые дощечки. Поля терпеливо подкладывал их в огонь. – Улики сжигаете? – невинно спросил Алешка. – Вы все знаете? – тон у художника был печальным и безразличным. – Мы – дети Шерлока Холмса, – сказал Алешка. – А точнее? – Наш папа, полковник милиции. Он служит в Интерполе. Художник закрыл печную дверцу и встал. – Я же не знал, – сказал он в свое оправдание. – Марусин заказал мне две копии иконы Божией Матери. И обещал хорошо заплатить. Мои картины плохо продаются… – Надо писать такие, – назидательно сказал Алешка, – которые продаются хорошо. – Это не так просто, – вздохнул художник Поля. – Но я, правда, ничего плохого не думал. А когда узнал о краже, сразу же пошел к Марусину. – И он вас выгнал? – С помощью Жорика. И пригрозил, что я теперь – соучастник. – А милиция на что? – продолжал «допрос» Алешка. – Вот и я так думал. Так ему и сказал. А он мне в ответ: «Ничего не знаю! Вы мне продали три иконы. Две копии, а одна – подлинник, украденный из церкви. Кто ее украл? Кто с нее копии сделал? То-то!» И поставил точку в конце нашего разговора. Мол, Жорик, гони его в шею! – Вот гад! – вырвалось у Алешки. Художник Поля усердно закивал: – Если бы я мог ему отомстить! – Бог его накажет, – с уверенностью сказал Алешка. – Главное – это икону вернуть. – А как? Я все сделаю! Что нужно? Все это время, когда шло превращение соучастника в соратника, я хлопал глазами и рассматривал висящие на всех стенах картины – холсты и картонки. Некоторые мне нравились – там, где все было ясно и понятно. Вот поле под солнцем. Вот дуб с дуплом. Вот задумчивая морда коровы с прилипшей к губе соломинкой. А некоторые рисунки состояли из одних только разноцветных пятен. Наляпанных одно на другое. Как мы узнали позже, именно эта мазня и покупалась. Странные у нас любители живописи… |