Онлайн книга «Сокровища старой церкви»
|
Колька среагировал первым. – Хватай весло, Миха! – отчаянно заорал он. – Отбивайся! На ребят обрушился злобный гвалт – хриплое карканье, треск и хлопанье крыльев. Колька размахивал веслом, Мишка отмахивался телогрейкой, но ощутимого урона врагу друзья не нанесли ввиду его явного численного превосходства. Вороны кружили над ними, будто кто-то командовал атакой – одна стая сменялась другой… – Удирать надо! – крикнул Мишка, весь залепленный грязно-серыми «бомбами». – Заклюют! Удирать-то надо… Но как? И куда? Противник тем временем изменил тактику. Вороны поднялись вверх, выстроились кругом и ринулись вниз воронкой, острие которой было направлено на ребят. Мишка не выдержал и сиганул в болото. Колька следом. И зеленая ряска сомкнулась над ними. Вороны, словно этого и добивались, взмыли вверх и нестройной толпой, галдя, довольные, ушли за край леса. Первым высунул нос Мишка. Отбросил со лба шматок ряски, отфыркался. Так же осторожно всплыл Колька. Ухватились за бревно, отдышались. Осмотрелись. – Не боись, хулиган, – крокодилы здесь не водятся, – сказал Мишка. – Одни бегемоты с крыльями. – Пошли к ведьме, – добавил Колька. – Теперь врать не придется. Мы теперь для них свои. Ты – леший, я – водяной. Ребята выбрались на гать, сбросили с себя, как могли, болотные травы, кое-как выжали одежду, смахнули липкую грязь. Побрели к избушке. Гать была хорошая, надежная. Где из стволов, где из жердей и хвороста. Идти по ней можно было без опаски, только хлюпала под ногами и брызгала вонючая болотная жижа. Но это – мокрых и грязных – уже не смущало. Дошли до островка, густо заросшего доброй травой, темным ельником. Прямо перед ними – избушка на курьих ножках: бревенчатая, на старых пеньках. Малое оконце, щелястая дверь. Тесовая крыша сплошь заросла мхом, из которого торчат на длинных тонких ножках мухоморы и поганки. На коньке уставились друг на друга ворона и кошка, обе черные. Из трубы идет, вьется дымок. Перед избушкой на чурбачке тешет колышек дед – в длинной бороде, в длинной, до колен, рубашке навыпуск, босой. Тот самый террорист Федя. – Здрасьте! – заорал Мишка, растерявшись. – Мы с Синеречья, рыбалили здесь! Водички напиться дадите? Колька зло сунул его локтем в бок: вот уж кто в самом деле с коня упал. Водички ему! По реке плывет и от жажды мрет. – Мы заблудились, – поправил дружка Колька. – В болото попали. Нам бы обсушиться. Дед послушал одного, другого и что-то негромко сказал в окно. Дверь заскрипела, и на пороге показалась… баба-яга. С клюкой, согнутая в пояснице, из-под платка падают на впалые щеки седые космы, нос словно нюхает подбородок, острые глазки совсем затерялись среди обильных морщин и бровей. Мишка шагнул назад и оказался у Кольки за спиной. – Здрасьте, бабушка, – выдавил с трудом Колька. – Мы… – …Заблудились, – продолжила баба-яга скрипучим голосом. – Да… Нам бы… – …Обсушиться. – Голова старухи заметно тряслась, и непонятно было – то ли это от старости, то ли она просто кивала. – Заходите. Обогрейтесь, – бабка посторонилась в дверях. – Как раз печку растопила. Вошли гуськом, с опаской, – но что делать, сами напросились. Сокровищ захотелось! Осмотрелись. Изба как изба. В Синеречье и победнее были. Печь большая, хорошая. По стенам – лавки, стол (на нем что-то прикрытое влажным полотенцем) да буфетик с синими стеклами, разрисованными цветами. Под потолком – пучки сушеных трав, от них по избе дух идет, как от свежего сена с лесной опушки, богатой разнотравьем. На буфете сидит неподвижно сова – не то чучело, не то живая птица. Рядом с ней – опять черная кошка. «Надо же, – подумал Мишка про кошку, – прыткая какая. Только что на крыше была, а уж сейчас здесь». – То другая кошка, – пробормотала Ведьма, – там Мурка, а здесь наоборот – Васька. И Мишка сразу сообразил, что вслух он про кошку ни слова не сказал. «И впрямь колдунья», – чуть было не подумал, да спохватился – как бы она и эти слова не угадала. Ведьма опять что-то бормотала в углу, разбирая травы, потом сказала: – Раздевайтесь. Вот на печку одежу разложите. Раздеваться не хотелось, удрать хотелось, в мокром и грязном. Сняли куртки, рубашки, штаны, разложили на печке, присели на краешек лавки у окна. Ведьма все время что-то делала, поглядывала на гостей, будто примеривалась, бормотала. Колька в окошко смотрел – прикидывая, как в него сигануть, если что. А Мишка прислушался к бормотанию Яги и похолодел, расслышав. – По одному, что ль, их в печку сажать? – бубнила колдунья, поглядывая на ребят. – Иль каждого в свой черед? Оба-то сразу влезут ли? Колька не слушал, не замечал; он что-то за окном рассматривал, а Мишка уже все понял, когда баба-яга открыла печную заслонку, пошуровала кочергой, разгребла жаркие угли. «Сейчас она нас в печку. Как братца Иванушку». И стал лихорадочно вспоминать, чем нужно в таком случае отговариваться. Да плохо вспоминалось – забыл он эту сказку. А Ведьма тем временем взяла из угла большую деревянную лопату… Мишка в голове все просчитывал: «Она нарочно ворон на нас наслала, чтоб мы окунулись и обсушиться зашли. Разделись – она нас в печку. Во влипли-то. Гуси-лебеди». Ведьма положила лопату на стол, взяла ржавый железный лист, стала его чем-то смазывать. «Ну точно – жарить будет, на масле». Мишка преодолел слабость в ногах и стал потихоньку перемещаться по скамье к двери, подавая Кольке знаки глазами и бровями. Но тот как вперился в окно, так не оторвать его никакой опасностью… Еще, еще чуток. Вот она – дверь, рядом, распахнута во всю ширь… Мишка вскочил… И тут дверь сначала заскрипела, а потом с грохотом захлопнулась перед самым его носом. Мишка заорал и начал дергать ручку – дверь не открывалась. Он орал и дергал, всей спиной ощущая, как тянутся к нему из угла длинные костлявые руки, становятся все длиннее и длиннее и вот-вот сомкнутся на его худой шее… (Забегая вперед, скажем: здесь-то никакого колдовства не было; дверь захлопнулась сквозняком, а не открывалась потому, что Мишка со страху не в ту сторону ее дергал.) – Ты что? – услышал Мишка удивленный, но спокойный голос Кольки. – Пчела в зад укусила? Мишка медленно обернулся. Никаких длинных костлявых рук. Ведьма уложила на лопату два белых хлеба (это они лежали под полотенцем на столе) и садила их в печь. «Оба сразу и влезли». – Я… это… задремал… сон приснился… Баба-яга закрыла заслонку, поставила лопату в угол. |