Книга Записки «черного полковника», страница 68 – Сергей Трахимёнок

Корбалевич просмотрел его, подписал и спросил:

— Что говорят москвичи?

— Коротко, Москва подтверждает принадлежность к спецслужбам одного человека.

— Как его имя?

— Эрдемир.

— Чем они это аргументируют?

— Он стажировался полгода под руководством московского резака, гнездо у которого в посольстве Каморканы в Москве.

— А подробности?

— Начальник… Ты же знаешь, что подробности письмом.

— Да, точно, это я погорячился.

— Чайку не желаешь?

— Нет, хотя, возможно, после посещения руководства.

— Ты идешь туда?

— Да, и хочу спросить тебя, что бы ты ответил на вопрос, а для чего вдруг создается под крылом представительства резидентура, с какой радости?

— Не знаю. Каморкана не граничит с Беларусью. Да и не может Беларусь представлять для Каморканы прямого интереса. Предположить, что резидентура преследует какие-то иные цели…

— Понятно, жди, я скоро зайду.

Сложив в папку несколько бумаг на подпись начальнику управления и положив вниз заявление Расима, Корбалевич вышел из кабинета.

Начупра быстро подписал документы, а заявление Расима прочел дважды и с удивлением посмотрел на Корбалевича.

— Он вполне адекватен, — сказал Корбалевич, — он готовился на службу в военное время…

Начальник управления продолжал смотреть на Корбалевича, словно говоря: а мы-то тут при чем, где конкретные посягательства на интересы Беларуси?

— Его хорошо характеризует Ухналев.

— Ухналев за нас с тобой отвечать не будет, он человек уважаемый, но свое уже отслужил.

— Но парень действительно правильно все оценивает, он не начитался шпионских романов. Кроме того, он знает, что если мы не отреагируем, то нас могут поправить оттуда… — и Корбалевич неопределенно махнул рукой.

Начальник размашисто наложил резолюцию на заявлении, отдал лист Корбалевичу и сказал:

— Если твой отдел не загружен работой, возьми на себя и это. Только сам возьми, не отписывай подчиненным.

— Я так и сделаю.

— Сделай, пожалуйста, сделай…

Корбалевич вернулся в свой кабинет, отзвонился Ухналеву и направился к Гольцеву. Тот заварил свой фирменный чай и спросил:

— Подписал заявление?

— Какое заявление? Разве я тебе что-нибудь говорил о заявлении?

— Ничего ты не говорил, но когда пятнадцать лет поработаешь в контрразведке, начинаешь видеть не только двумя глазами, но и третьим.

— Мистик ты наш, а ты под землю на три метра не видишь? А то смотри, как только опер начинает видеть сквозь землю, это верный знак, что его пора отправлять в Новинки [27] .

С момента последней встречи с Эрдемиром Расим стал чувствовать некоторую тревогу, когда находился на улице. Было ли это следствие того, что он находился под контролем у средств Эрдемира, или ему просто так казалось, он не понимал.

Спустя три дня ему позвонил Эрдемир и назвал три цифры.

Первые означали дом и квартиру по улице Богдановича, третья была временем, от которого ему было необходимо отнять два часа.

Не мудрствуя лукаво Расим пришел в указанный срок по указанному адресу. Он позвонил в дверь с глазком. Дверь открылась, его встретил сам Эрдемир.

Они прошли в одну из комнат, сели на диван. Перед ними на журнальном столике стояли вазочки с виноградом и сушеными фруктами.

Эрдемир взял в руки пульт и нажал на кнопку, какой-то прибор над телевизором мигнул красной лампочкой.

— Это создатель помех, от возможного прослушивания, — сказал Эрдемир.

Расим кивнул головой.

— Береженого Господь бережет, — продолжал Эрдемир, — а не береженого бережет конвой.

Расим хотел поправить поговорку, но не сделал этого.

— Отныне все встречи с тобой мы будем проводить здесь. Для всех мы с тобой не знакомы или знакомы, как говорят у вас, по шапке.

— Шапочно, — тут уже Расим не выдержал.

— То есть у них одинаковые шапки?

— Нет, они снимают или приподнимают шапки, увидев другу друга. Значит это не очень большую степень знакомства. Но я о другом. К чему эти предосторожности, если ты сказал, что мы не играем в шпионов?

— Для твоей же пользы.

— Ну, пусть будет так…

— Ты почему все же прекратил ездить за рубеж?

— Для такой поездки нужны бабки.

— У тебя они будут. Правда, их надо заработать.

— Ты дашь мне удочку?

— Удочку, зачем?

— Знаешь, у нас в так называемую перестройку, было модно говорить: «Я не дам вам денег, но дам удочку, то есть, научу ловить рыбу или подтолкну к тому, чтобы научить вас ловить рыбу».

— Не лишено логики. Я научу тебя ловить рыбу, но ты должен преодолеть некую обиду, которую почему-то держишь на меня.

— Да за что?

— Не знаю, ты мне сам об этом скажешь.

— Нет, я привык обижаться только на себя…

— Здесь ты не прав. Хотя… С одной стороны, это плохо, с другой, — хорошо.

— Чего же здесь хорошего?

— Позже поймешь, а пока это моя профессиональная тайна. У меня к тебе будет незначительная просьба: прямо здесь, и долго не думая, напиши мне круг твоих знакомых по Ивье, университету, работе в фирме, да и вообще тех, кого ты знаешь.

— Это имеет отношение к уровню оплаты моей работы?

— Самое существенное.

Эрдемир поднялся с дивана, открыл ящик стола, достал лист бумаги и ручку, положил все это перед Расимом и вышел в другую комнату.

Расим взял ручку, но не смог написать ни оного слова. Он словно в ступор попал.

Прошло четверть часа. В комнату вернулся Эрдемир, он без интереса посмотрел на пустой лист и произнес:

— Так, где ты купался в детстве?

— На Немане.

— А почему не в Гавье?

— Потому, что Гавья была на пять километров дальше Немана.

— А жил ты на улице Советской или Ленина?

— На улице Первого мая.

— Дом у тебя был частный?

— Нет, это был вполне современный пятиэтажный дом.

— Но почему ты жил там, тогда как вся татарская часть города жила в районах улиц Советская и Ленина?