Онлайн книга «Не/много магии»
— Как это случилось? — тихо спросил он женщину. — Мы гуляли. Паша хотел залезть на дерево. Вы же знаете, они в этом возрасте такие непоседливые. Вот. А потом он сорвался. А там… там был камень… — она всхлипнула. Дмитрий кивнул. — Понятно, — сказал он. — Что говорят врачи? — Говорят, скорее всего, от удара временно сместились позвонки, повредили какие-то важные нервы. Говорят, не повезло. — Где вы гуляли? Вас видел кто-нибудь? — В овраге. В квартале от нашего дома протекает речка, там есть овраг. Паша любит… любил… Я не помню, был ли там кто-нибудь. Зачем вам это? — Работа такая, — привычно ответил Дмитрий, размышляя, достаточно ли у него информации, чтобы развернуться и уйти. Несчастный случай, дело закрыто, все довольны. Можно было вообще не ездить. — У вас нет никаких заявлений? Женщина печально покачала головой. Мария, кажется, ее так зовут. Мария Стеклова. — Нет, — сказала она. — До свидания. Простите, что побеспокоил вас. По коридору спешила какая-то тетушка, похожая на колобка. Она ухватила вышедшего из палаты Дмитрия за рукав и забухтела громким шепотом: — Вы от Машки? А вы хто ей будете? — узнав, что следователь, запричитала: — Горе-то какое! Что же это делается! — Да, да, — кивал Дмитрий, пытаясь освободиться, — ужасно не повезло… — Горе-то какое! — на глаза тетушки навернулись слезы. — Теперь и младший тоже. Дай ей бог сил это вынести. Ну, я пойду к ней, поддержу. — Да, да. Конечно. До свидания. Дмитрий остановился перед металлическими створками лифта. Что будет делать женщина, если парализует ее ребенка? Если врачи будут отвечать невразумительными предположениями? Что она скажет представителю государства? У следователя не было детей, но почему-то ему казалось, что за своего ребенка он бы порвал глотку любому. Особенно здесь, на пороге между жизнью и смертью. Надо будет — и самой смерти досталось бы. Пытался бы выпросить у врачей невозможного, стучался во все двери, метался, действовал. А тут — никаких заявлений. Возможно, это шок… Или он просто не слишком хорошо научился разбираться в людях за одиннадцать лет работы с ними? Усмехнувшись, Дима потряс головой. Закрыв глаза, помассировал пальцами веки, отгоняя россыпь черных точек, метавшихся в углу зрения. То ли день был слишком нервным, то ли… — Вы едете? — спросили из открывшегося лифта. — Нет, — сказал Дмитрий. — Не еду. Раньше интуиция его никогда не подводила. Поэтому она имела право являться в любом виде — хоть голодной болью под ложечкой, хоть черными «мухами» на сетчатке. Он сел на скамейку напротив столовой. Мимо сновали медсестры, выставляли на повозку чайники и кастрюли. Минут через пять колобок выкатился из палаты и посеменил к выходу. Дмитрий встал. При виде следователя тетушка резко затормозила, в глазах появилось подозрение. — Что, выпытывать будете? — едко произнесла она. — Машка мне все рассказала! О том, что вы ее подозреваете! Дмитрий провернул в голове несколько вариантов оправданий. В свете его грядущих вопросов достаточно искренним не выглядел ни один. — У Марии Евгеньевны есть старший сын? — спросил он напрямую. — С ним тоже случилось несчастье? — Вам какое дело? У Машки беда, а вы тут лезете! А ну, пропустите! Разозленный колобок отпихнул Дмитрия боком и влетел в удачно подошедший лифт. Дмитрий, подумав, вновь толкнул дверь палаты. Женщина посмотрела на него с плохо скрываемым раздражением. Не нужно быть гением, чтобы понять, что — вернее, кто — послужил поводом для его возвращения. — Мария Евгеньевна, из разговора с вашей родственницей я понял, что у вас есть старший сын. Это так? — Не родственница она мне! Так, в каждой бочке затычка. — Что с вашим старшим сыном? — Он тоже парализован. «Тоже упал с дерева?», хотел спросить Дмитрий, но передумал. — Как это случилось? — Не знаю! — Мария Евгеньевна раздражалась все сильнее. — Какая-то болезнь. У Лешки постепенно отнялись ноги, затем руки, и в конце концов он стал растением. Теперь вот с Пашкой то же самое! Мне плохо! Понимаете, что мне плохо, а тут вы со своими расспросами!? — Где находится Алексей? Кто за ним ухаживает? — Дома! Я за ним ухаживаю! У меня не так много денег на больницу. — Ясно, — помедлив, сказал Дмитрий. — Простите. Не буду вас больше беспокоить. «Сегодня», мысленно добавил он, закрывая за собой дверь. — Здравствуйте, — Дмитрий показал удостоверение. — Я хотел бы поговорить о вашей соседке, Марии Стекловой. Толстый небритый мужик с лицом, едва не стекающим на плечи, недоуменно посмотрел на следователя и посторонился. — Проходите, — прохрипел он. — А что случилось? Дмитрий шагнул внутрь. Однушка, уставленная книжными полками. Незаправленная кровать. Холостяк, по всему видно. Толстяк провел его на кухню, уселся напротив. Табурет жалобно скрипнул под его тяжестью. — Я не вправе рассказывать, — сказал Дмитрий. — Скажите, вы давно с ней соседи? — С тех пор, как здесь живу. Лет десять. — Вы помните, когда ее старшего сына парализовало? — Да. Ему, кажется, двенадцать было. Я сам не очень интересовался, но напротив тогда жила бабка, которая все про всех знала и постоянно сплетничала. Жаль, померла уже. Вам бы к ней. Святая простота, подумал Дмитрий. К ней я еще успею, спасибо. А вот что старшему было столько же, сколько сейчас младшему — это интересно. Многовато совпадений. — Она пыталась его лечить? — У них денег не было. От нее муж ушел годом раньше, очень переживала. Глаза на мокром месте были постоянно. Даже я заметил. — То есть совсем не пыталась? — Алексея пару раз на скорой увозили, но вскоре возвращали обратно — деньги нужны на анализы, на операции. Вы бы у нее спросили. — Ее я уже спрашивал. Скажите, а муж почему ушел? — Почем я знаю? Я только знаю, что этот второй был. У нее сыновья от разных мужей. Это все мне тогда бабка рассказала. — Понятно. Вы не дадите свой номер телефона? Обещаю часто не звонить. — Конечно. Опрос других соседей представил Марию просто идеальной мамой. Она души не чаяла в сыновьях, ни в чем им не отказывала, провожала в школу, гуляла с ними каждый день… вплоть до того момента, как их парализовало. Естественно, такая опека привела к тому, что оба паренька росли избалованными и вредными подростками. Несчастье, которое произошло с Алексеем, соседи описывали с плохо скрываемым злорадством, хотя его мать жалели вполне искренне. Про младшего сына Дмитрий им не говорил. |