Книга Скарамуш. Возвращение Скарамуша, страница 91 – Рафаэль Сабатини

Мэр, дружески расположенный к господину де Керкадью, любезно отправил его послание в Париж с собственным сыном, сообразительным юношей девятнадцати лет. Прекрасный августовский день клонился к закату, когда молодой Руган появился в особняке Плугастель.

Госпожа де Плугастель приветливо приняла его в гостиной, роскошь которой в сочетании с величественным видом самой хозяйки произвела ошеломляющее впечатление на простодушного парня. Госпожа де Плугастель решила немедленно отправиться в путь, поскольку срочная депеша друга подтвердила ее собственные опасения.

– Вот и хорошо, сударыня, – сказал молодой Руган, – в таком случае честь имею откланяться.

Но она не отпустила его. Сначала он должен подкрепиться на кухне, пока они с мадемуазель де Керкадью соберутся, а потом поедет в Медон в ее карете вместе с ними. Она не могла допустить, чтобы юноша, пришедший сюда пешком, таким же образом вернулся домой.

Хотя молодой человек заслужил такую любезность, доброта, проявившаяся в заботе о другом в такой момент, вскоре была вознаграждена. Если бы госпожа де Плугастель поступила иначе, ей бы пришлось изведать еще большие муки, чем было суждено.

До заката оставалось каких-нибудь полчаса, когда они сели в экипаж и направились в сторону Сен-Мартенских ворот, через которые собирались выехать из Парижа. На запятках стоял всего один лакей. Руган, сидевший в карете вместе с дамами – редкая милость, – начинал влюбляться в мадемуазель де Керкадью, которую считал красивее всех на свете и которая беседовала с ним просто и непринужденно, как с равным. Все это вскружило голову и несколько поколебало республиканские идеи, которые, как ему казалось, он вполне усвоил.

Карета подъехала к заставе, где ее остановил пикет Национальной гвардии, пост которого находился у самых железных ворот. Начальник караула шагнул к двери экипажа, и графиня выглянула в окно кареты.

– Застава закрыта, сударыня, – отрывисто сказал он.

– Закрыта? – переспросила она. Это просто невероятно! – Но… вы хотите сказать, что мы не можем проехать?

– Да, если у вас нет пропуска, сударыня. – Сержант небрежно оперся о пику. – Есть приказ никого не впускать и не выпускать без соответствующих документов.

– Чей приказ?

– Приказ Коммуны Парижа.

– Но мне необходимо сегодня вечером уехать за город. – В голосе госпожи де Плугастель звучало нетерпение. – Меня ждут.

– В таком случае, сударыня, нужно получить пропуск.

– А где его можно получить?

– В ратуше или в комитете вашей секции.

С минуту она размышляла.

– Тогда в секцию. Не откажите в любезности сказать моему кучеру, чтобы он ехал в секцию Бонди.

Он отдал ей честь и отступил назад.

– Секция Бонди, улица Мертвых.

Госпожа де Плугастель откинулась назад. Они с Алиной были взволнованы, и Руган принялся их успокаивать. В секции уладят этот вопрос и непременно выдадут пропуск. С какой стати им могут отказать? Это простая формальность, не более!

Он так убежденно говорил, что дамы приободрились. Однако вскоре они впали в еще более глубокое уныние, получив категорический отказ от комиссара секции, который принял графиню.

– Ваша фамилия, сударыня? – резко спросил он. Этот грубиян самого последнего республиканского образца даже не встал, когда вошли дамы. Он заявил им, что находится здесь не для того, чтобы давать уроки танцев, а чтобы выполнять свои обязанности. – Плугастель, – повторил он, отбросив титул, как будто это была фамилия какого-нибудь мясника или булочника. Сняв с полки тяжелый том, он раскрыл его и принялся перелистывать. Это был справочник секции. Наконец комиссар нашел то, что искал. – Граф де Плугастель, особняк Плугастель, улица Рая. Так?

– Верно, сударь, – ответила графиня со всей вежливостью, на какую была способна после оскорбительного поведения этого малого.

Наступило долгое молчание, пока он изучал карандашные пометы против этой фамилии. В последнее время секции работали гораздо более четко, чем от них можно было ожидать.

– Ваш муж с вами, сударыня? – резко спросил он, все еще не отрывая взгляда от страницы.

– Господина графа нет со мной, – ответила госпожа де Плугастель, делая ударение на титуле.

– Нет с вами? – Он вдруг оторвался от чтения и взглянул на нее насмешливо и подозрительно. – А где же он?

– Его нет сейчас в Париже, сударь.

– Ах вот как! Вы думаете, он в Кобленце?

Графиня похолодела. В словах комиссара было что-то зловещее. Почему секции так подробно осведомлены об отъездах и приездах своих обитателей? Что готовится? У нее было такое чувство, будто она попала в ловушку или на нее незаметно накинули сеть.

– Не знаю, сударь, – ответила она неверным голосом.

– Конечно не знаете. – Кажется, он издевается. – Ладно, оставим это. Вы тоже хотите уехать из Парижа? Куда вы собираетесь?

– В Медон.

– По какому делу?

Кровь бросилась ей в лицо. Его наглость была невыносима для женщины, к которой относились с величайшим почтением и те, кто был ниже ее по положению, и те, кто был равен. Однако она понимала, что сейчас столкнулась с совершенно новыми силами, и потому, овладев собой и справившись с раздражением, твердо ответила:

– Я хочу доставить эту даму, мадемуазель де Керкадью, к ее дяде, который там проживает.

– И это все? Вы можете поехать туда в другой день, дело не такое уж срочное.

– Простите, сударь, но для нас это дело весьма срочное.

– Вы не убедите меня в этом, а заставы закрыты для всех, кто не может убедительно доказать, что им необходимо срочно уехать. Вам придется подождать, сударыня, пока не снимут запрет. Прощайте.

– Но, сударь…

– Прощайте, сударыня, – повторил он многозначительно, и сам король не смог бы закончить аудиенцию более высокомерно. – Можете идти.

Графиня вышла вместе с Алиной, и обе они дрожали от гнева, сдерживать который заставило их благоразумие. Они снова сели в карету, желая поскорее оказаться дома.

Изумление Ругана превратилось в тревогу, когда они рассказали ему о случившемся.

– А почему бы не попытаться съездить в ратушу? – предложил он.

– Это бесполезно. Нужно смириться с тем, что нам придется остаться в Париже, пока не откроют заставы.

– Возможно, тогда это уже не будет иметь для нас никакого значения, – заметила Алина.

– Алина! – в ужасе воскликнула графиня.

– Мадемуазель! – вскричал Руган с той же интонацией. Теперь ему стало ясно, что людям, которых задерживают подобным образом, должна угрожать какая-то опасность, неопределенная, но от этого еще более ужасная. Он ломал голову, ища выход из положения. Когда они снова подъехали к особняку Плугастель, он объявил, что знает, что делать.