
Онлайн книга «Блюз мертвых птиц»
Хотя рассказ об этом эпизоде моей полицейской карьеры сейчас, возможно, и не имеет особого значения, позвольте все-таки пояснить. Если ты погибаешь от руки другого человека, хотелось бы думать, что жизнь твоя принесена в жертву во имя правого дела. Хотелось бы верить в то, что ты покидаешь этот мир для того, чтобы занять место в лучшем мире, что благодаря твоей смерти хотя бы один человек, возможно, член твоей семьи, спасется, что могила твоя будет находиться под зеленым деревом и что место твоего упокоения будут навещать другие люди. Не хотелось бы думать, что ты теряешь свою жизнь просто потому, что оскорбил чье-то тщеславие и что твой уход, как и уход почти всех погибших на войне, абсолютно ничего не значит. Однажды днем после визита Клета Алафер, моя приемная дочь, принесла мне почту и поставила свежие цветы в вазу на моем окне. Моя жена Молли задержалась в административном крыле по причине, которая мне была неизвестна. Волосы Алафер, подстриженные на уровне шеи, были густыми и черными и блестели так, что у всех возникало непреодолимое желание к ним прикоснуться. — У нас для тебя сюрприз, — сказала она загадочно. — Ты хочешь пригласить меня на ночную рыбалку? — Не угадал. Доктор Бонин полагает, что на следующей неделе ты сможешь вернуться домой. Сегодня он уменьшает дозу твоих лекарств. — Каких лекарств? — спросил я, стараясь сдержать улыбку. — Всех. Алафер заметила, как я прикрыл глаза. — Думаешь, что они тебе еще необходимы? — спросила она. — Не думаю. Дочь смотрела мне в глаза, не позволяя прочитать ее мысли. — Клет звонил, — сказала она наконец. — И по какому поводу? — Он рассказал, что Ти Джоли Мелтон навещала тебя в два часа утра. — Он сказал тебе правду. Она оставила мне этот айпод. — Дэйв, некоторые думают, что Ти Джоли мертва. — С чего бы это? — Никто не видел ее несколько месяцев. Она частенько общалась с мужчинами, которые уверяли ее, что знают кого-то в кино или звукозаписывающей индустрии. Она верит всему, что ей говорят. Я взял айпод с прикроватной тумбочки и вручил его Алафер. — Это не принадлежит сестрам или сиделке, или кому-либо из врачей. Ти Джоли принесла его для меня, загрузив в него мою любимую музыку, и подарила мне. Она также записала сюда три свои песни. Надень наушники и послушай. Алафер включила айпод и надела наушники. — А как называются песни? — Не помню. — В какой они папке? — Извини, я в этом не разбираюсь. Песни есть песни, и все они здесь. Я их прослушал, — ответил я. Наушники сидели на ее ушах криво, и поэтому она могла одновременно слушать музыку и говорить со мной. — Я не могу их найти, Дэйв. — Не волнуйся об этом. Может, я сломал эту штуку. Она положила айпод обратно на прикроватную тумбочку, а сверху аккуратно приладила наушники. Ее руки двигались медленно, глаза подернулись дымкой. — Было бы здорово, если бы ты снова был дома. — И мы опять пойдем на рыбалку. Как только я вернусь, — подтвердил я. — Это зависит от того, что скажет доктор Бонин. — Да что эти докторишки знают? Я заметил в дверях улыбающуюся Молли. — Тебя только что вытурили, — сообщила она. — Сегодня? — недоверчиво переспросил я. — Я подгоню машину к боковому входу. Я хотел подумать, прежде чем ответить, но не был уверен, о чем именно. — Мои лекарства в верхнем ящике, — сказал я. Прошло пять дней с того момента, когда Клета посетили незваные гости — Бикс Голайтли и Вейлон Граймз. Постепенно он отодвинул этот визит в глубь сознания. Голайтли давно и долго били по голове, думал про себя Клет. Кроме того, он был полным психом даже для преступника: он зарабатывал на жизнь грабежом ювелирных лавок и магазинов. Он совершал налеты совместно с отмороженными на всю голову подельниками, у которых вместо мозгов было дерьмо и напрочь отсутствовали как смелость, так и изобретательность, а потому они грабили в основном престарелых евреев, которые неосмотрительно не держали под рукой обрез или пистолет. На всякий случай Клет сделал дежурные звонки своей сестре и племяннице, учившейся в колледже в Тулейне, но никто из них не упомянул о чем-нибудь необычном или подозрительном. «Забудь Голайтли и Граймза», — приказал себе Клет. Однажды по ошибке Голайтли намазал себе полную тарелку крекеров пастой от тараканов и чуть не подох. И он беспокоился о таком тупице? Прохладным солнечным утром во вторник Клет открыл свою контору, прочитал пришедшую электронную почту и ответил на телефонные звонки на автоответчике. Потом он сказал своей секретарше, Элис Веренхаус, что идет в «Кафе дю Монд» выпить кофе с бенье. Она вынула пятидолларовую банкноту из портмоне и положила ее на краешек стола. — Принесите и мне несколько, — попросила она. В прошлом мисс Элис была монашкой, и ее рост, масса тела и производимые его звуки всегда напоминали ему о сломанном холодильнике, который у него однажды был. Прежде чем покинуть монастырь, она стала ходячим ужасом епархии. Епископ называл ее не иначе как «Матушка Грендель», или же «напоминанием нам о том, что крест наш постоянно с нами», и это если был в хорошем расположении духа. Клет взял купюру со стола и положил в карман рубахи. — Эти два парня, с которыми у меня случились недоразумения, вероятно, исчезли. Но если они снова появятся, пока меня здесь нет, вы знаете, что делать. Секретарша посмотрела на него с непроницаемым выражением лица. — Мисс Элис? — произнес он, возвращая ее к действительности. — Нет, я не знаю, что мне делать. Не объясните ли вы мне, пожалуйста? — ответила она. — Вам ничего не нужно делать. Просто скажите, чтобы пришли позднее. Понятно? — Не думаю, что разумно давать обещания, если не знаешь или не можешь предугадать, что будет дальше. — Не связывайтесь с этими парнями. Мне повторить еще раз? — Нет, вы выразились достаточно ясно. Большое спасибо. — Не хотите ли кофе с молоком? — Нет, я сделаю его себе сама. Спасибо, что предложили. — Итак, договорились? — Мистер Персел, вы огорчаете меня духовно. Не перестанете ли вы без конца задавать одни и те же вопросы? Мне не нужно повторять одно и то же сто раз. — Извините. — Пожалуйста. Клет направился вниз по улице, стараясь держаться в тени зданий с просевшими балконами, засаженными розами в горшках, бугенвелией, хризантемами и геранью. Дувший легкий ветерок пах ночной сыростью, синей мятой и листьями филодендронов и настурции в садах, покрытых водяными бусинками, похожими на ртуть, перебегающую с листа на лист в тени кустов. Он сел под колоннадой в «Кафе дю Монд» и съел дюжину бенье, посыпанных сахарной пудрой, запив их тремя чашками кофе с горячим молоком. Потом рассеянно посмотрел на Декантур, на Джексон-сквер и апартаменты Понтабла, прилегавшие к обеим сторонам площади, на уличных художников, устанавливающих свои мольберты вдоль колючей изгороди, отделявшей пешеходную аллею от парковки. |