Онлайн книга «Ангелочек. Время любить»
— С вашей подругой я шутил, но сейчас я говорю искренне. Мадемуазель Розетта, я еще не встречал лучшей девушки, чем вы. Некоторые вещи невозможно объяснить. Как только я увидел вас сидящей около огня, склонившись над шитьем, я сразу же почувствовал, как у меня защемило сердце. И вот сейчас я опечалился, узнав, что вы решили посвятить свою юную жизнь Богу. Розетта, терзаемая невыносимыми муками, опустила голову и принялась разглядывать детскую простыню, на которой она вышивала инициалы Анри. — Возможно, я должна была вам об этом сказать при первой же нашей встрече. — Девушка вздохнула. В ней боролись противоречивые чувства. Конечно, Розетта была бы счастлива выслушать нежные признания Виктора. Но нет, она пребывала в отчаянии, поскольку, будучи честной сама с собой, считала своим долгом лишить его всякой надежды. — Розетта, мы одни. Вы можете говорить со мной откровенно. Я добропорядочный католик и восхищаюсь вашим выбором, но мне хотелось бы знать, что вас побудило вступить на этот путь. — Не вижу необходимости объяснять вам. В нашем краю есть много других девушек, которые по достоинству оценят вас. Послушайте, мсье Виктор, не надо больше приходить ко мне. Виктор пристально посмотрел на Розетту, очарованный ямочкой на ее подбородке и высоким, скорее детским голосом. — Я серьезный человек и не флиртую со всеми подряд. Разумеется, я люблю танцевать, когда на ярмарочной площади устраивают гуляния. Я кружил в танце многих барышень, но с вами все иначе. До Рождества мне, возможно, удастся убедить вас отказаться от решения стать монахиней. А что об этом думает Анжелина? — Она еще ничего не знает. — Но вас будет ей не хватать! Я думал, что вы ее ассистентка в диспансере. По крайней мере, она так говорила мне до того, как представила меня вам. Из глаз Розетты брызнули слезы. Она была на грани нервного срыва, у нее больше не было сил следить за своей речью и врать. Ей хотелось только одного: прогнать Виктора со двора, из своих мыслей и своего обновленного сердца. Ее влекло к этому юноше, и это было мучительно, как тяжелая болезнь. — Со стороны Анжелины это так мило! — воскликнула Розетта. — Я не ее подруга и тем более не ассистентка. Я ее служанка, оказалась в ее доме прошлой зимой. Я просила милостыню на паперти, а она взяла меня под свое крыло. У меня нет семьи, мсье, я уличная девчонка, выросшая в трущобах. А ваш отец — судебный исполнитель, вы выросли в прекрасном уютном доме, не ведая, что такое холод и голод. Розетта разрыдалась. Ошеломленный юноша отвернулся, не зная, что делать. — Я ей обязана всем, ей, Анжелине, — добавила Розетта. — Посмотрите на это платье, когда-то она носила его. Она дала мне даже этот платок. Она научила меня читать и правильно выражаться… После этих слов Розетта так по-детски вытерла слезы, что у Виктора защемило сердце. — Теперь вы можете уйти, — прошептала Розетта. — Если это приказ, то я уйду. Если нет, то как я могу уйти? Вы плачете! Неужели вы думаете, что я способен опуститься так низко, что оставлю вас наедине со своей печалью? — Мне лучше побыть одной, выплакаться, — пробормотала Розетта. — Если вы останетесь, я могу наговорить вам всяких гадостей, просто так, чтобы вы прониклись ко мне отвращением. Он колебался, тронутый ее отчаянием. Виктор Пикемаль, бакалавр [32] , читал романы Золя и, к великому неудовольствию отца, относил себя к левым республиканцам. Он разделял взгляды некоторых приверженцев социализма, что побуждало его считать плакавшую девушку жертвой социальной несправедливости. — Мадемуазель Розетта, мне очень жаль, что я поставил вас в столь затруднительное положение. Но я тронут вашей откровенностью и восхищен непреклонным стремлением учиться. Я полагаю, что вы умная и добрая особа, веселая в иных обстоятельствах. — Почему? — Ваше лицо излучает жизнерадостность. Об этом свидетельствуют ямочки на щеках и подбородке. — Да, прежде я была веселой, постоянно пела. Мсье Луиджи утверждает, что у меня красивый голос. — Прежде? — удивился Виктор. — Еще раз простите меня, но мне кажется, что вы очень привязаны к Анжелине, приютившей вас. Очевидно, вы были несчастливы до этой зимы… — Да замолчите же вы! — вспылила Розетта. — Чего вы хотите? Вытащить из меня правду клещами? Прежде — это значит прежде, и точка. Оставьте меня в покое, прошу вас! Розетта с трудом удержалась, чтобы не выругаться. Виктор встал со складного стула. — Совсем недавно вы угрожали мне, что наговорите гадостей, лишь бы вызвать у меня отвращение, — ласково произнес он. — Но я приверженец логики. Почему вы хотите вызвать у меня отвращение к себе? Полагаю, потому, что мои родители буржуа, а вы родились на помойке, как говорите. Однако вы ошибаетесь, мадемуазель Розетта. Я был бы жалким типом, если бы стал презирать вас из-за социальных различий, за которые мы оба не несем никакой ответственности. Разве я мечтал родиться в семье мэтра Пикемаля, владеющего огромным состоянием, в том числе и тремя домами в Сен-Жироне? Нет! Разве вы требовали, чтобы вас произвели на свет в трущобах, говоря вашими словами, которые возникли в результате несправедливого правления, стали плодом промышленной революции? Нет! Мы рождаемся свободными и равными в правах и должны оставаться таковыми, как записано в Декларации прав человека и гражданина 1789 года. Что касается Бога, которому вы поклоняетесь, то разве он не учит нас смирению, вере и презрению к деньгам? Иисус изгнал торговцев из Храма… Ошеломленная этим потоком слов, Розетта то и дело согласно кивала. Она не была готова к столь страстной речи и не могла ничего ответить. Возбужденный, не замечая непослушную прядь, опять упавшую на высокий лоб, Виктор, уже спокойнее, продолжил: — Анжелина, вероятно, вам сказала, что в прошлом году моя сестра Альбертина, которую я нежно любил, умерла при родах. Вместе со всей моей семьей я провел у ее смертного ложа всю ночь. Было ужасно видеть, как она лежит, такая еще красивая, вместе со своим тоже мертвым ребенком, которого мы положили рядом с ней. Я был потрясен, возмущен этой трагедией, этой несправедливостью. С тех пор я смотрю на жизнь с иной точки зрения. Ну, я хочу сказать, жизнь — слишком ценное достояние, которое не надо тратить в бесплодных поисках или тщеславии. Лучше ловить каждый лучик радости и счастья. И, главное, надо уважать своих близких. Я бесконечно уважаю вас, мадемуазель Розетта. — Посидите еще немного, Виктор. Через несколько минут вы перестанете меня уважать. Я почти вас не знаю, но, слушая вас, я поняла, что вы очень милый юноша. Вы мне тоже нравитесь, и поэтому я не стану скрывать от вас правду. После этого вы можете уйти. В один прекрасный день вы встретите настоящую барышню, достойную вас. |