Онлайн книга «Наказать и дать умереть»
|
– Ты о чем? – Они запихнули меня в гребаный отель… И это после всего… Куда только не забрасывает судьба в наше время странствующего художника! Двух бутылок оказалось достаточно, чтобы в нем проснулась прежняя болтливость и склонность к высокопарным словечкам. В то же время почти юношеская свежесть, которая так удивила меня в Истаде, исчезала с каждым глотком. Лицо Томми раскраснелось, припухло, и сам он как будто усох и стал меньше. Я же, в свою очередь, чувствовал себя бодрее с каждой чашкой кофе, вероятно китайского. – Но ты ведь заходил в бар? – спросил я. – Теплый кабак – лучшее, что есть в жизни, – отвечал Томми. – Теплый кабак и женские объятия. – Ты был там с женщиной. – Правда? – Он посмотрел с удивлением. – И как она выглядела? – Невысокая брюнетка – не бог весть что… – Я не стал упоминать, что она была пьяна. – С большой грудью? – Не помню. – Видишь, у тебя тоже чертовы провалы. Тем и хороша тюрьма, что там всегда знаешь, что вокруг тебя происходит. Томми взял третье пиво. Глаза его заблестели, а лицо расплылось в улыбке. Он наклонился и помахал у меня перед носом указательным пальцем: – А я вот твою даму помню хорошо… Правильно, так все говорили. – Красивая, стильная, элегантная. Как она? – Мила, – кивнул я. Томми расхохотался: – Мила? Я имею в виду, в постели. Молчаливая? Нежная? Или огонь? Она кричит? – Не знаю, в постель мы не ложились. Он снова рассмеялся: – И ты думаешь, я в это поверю? – Верь во что хочешь. – А вот если бы я влез на нее, она бы закричала. Даже не сомневайся. Они всегда так делают. Он не знал, что Кристер Юнсон все мне рассказал. – Меня больше интересует женщина, которая лежала рядом с тобой, – вздохнул я. – Ты помнишь, что произошло? Он пересел на диван. Раздался звук, словно он пукнул, и по комнате распространился кисловатый запах. – Все было замечательно, – сказал Томми и тише добавил: – Китайская еда способствует газообразованию. Может, поэтому у них принято стимулировать отрыжку, чтобы опорожнить желудок после обеда. Ты об этом слышал? – Давай, Томми, – быстро перебил я. – Что ты помнишь? Он уже не наливал пиво в стакан, пил из бутылки. Отставив бутылку, Томми потер виски и уставился на журнальный столик перед диваном, словно пытался сосредоточиться. – Помню клуб, – наконец заговорил он. – «КВ». Должно быть, я перебрал порошка, потому что голова гудела как барабан. Думаю, Кристер Юнсон… Ты ведь знаешь его? Кристер Юнсон был страшно зол на меня. Я чувствовал себя в прекрасной форме, но из гитары не мог извлечь ни звука. И передвигался… будто шел по болоту. – Внезапно Томми замолчал, словно мысль, которую он собирался озвучить, от него ускользнула, но потом нашелся: – Это было как в дурацких старых фильмах. Ты знаешь, о чем я говорю… Все как в тумане, и так странно, и ты не понимаешь ни черта, но все равно смотришь, потому что это единственный фильм в программе на всю неделю. – Был праздник в холле отеля, – напомнил я. – А потом – непонятно, куда все делись. Некоторые твои собутыльники исчезли, но часть поднялась к тебе, потому что в номере остались бутылки. Кто ушел с тобой, помнишь? – (Он молчал.) – Напрягись, Томми. Ты сам признался, что перебрал, хотя некоторые утверждают, что ты был в полной отключке. Он загадочно улыбнулся: – Так ведь… художник – он всегда художник… – В смысле? – Сам думай, Свенссон. – Он внезапно ткнул в меня пальцем. – Со мной надо аккуратней, на цыпочках… – Я думаю о том, что до сих пор никто из них не объявился в полиции. Никто не опознан, никто не дал показаний… – Стукачи плохо кончают, это я понял в тюрьме, – заметил Санделль. – Вспомни, Томми, – уговаривал я. – Ты ведь не сидел в тюрьме. Ты весело проводил время в уютном месте, где плетут венки, делают корзины и прочую дребедень, которую я видел на их сайте. – Но я поклялся. – Томми приложил кулак к сердцу. – Я не стукач. Моя правая рука сжалась в кулак. Жаль, что я далеко сидел. – Я помню, как она лежала подо мной. – Он блаженно закатил глаза. – Визжала, как зверек… как поросенок… Я снова вспомнил Кристера Юнсона и опять сдержался. – Вряд ли, Томми, – сказал я вместо этого. – Она лежала одетой. И ты тоже. – Ты точно это знаешь? – Он подозрительно прищурился. – Я там был, Томми. Не помнишь? Санделль наморщил лоб, будто крепко задумался, но вскоре его лицо снова просветлело. – Мне нужно еще пива, – сообщил он. – А может, кое-чего и покрепче. Он склонил голову набок и заглянул мне в глаза – точь-в-точь ребенок, который выпрашивает у мамы сласти у кассы в супермаркете, хотя до субботы еще далеко. – Коньячку… Как ты думаешь, у китайца есть коньяк? – Китайца зовут Чьен, – поправил я. – И коньяк у него есть. Я знал, что у Чьена имеется коньяк высшего качества, однако попросил самый дешевый. У меня создалось впечатление, что Томми Санделль в скором времени отключится, а значит, тратиться на дорогой нет смысла. Тем более что Томми было все равно. Так мы просидели весь день. Мне уже казалось, что Санделль засыпает, когда он вздрогнул и уставился на меня выпученными глазами. – Так это ты меня укутал? – протянул он. Я выпрямился на стуле, сосредоточился. Что-то новенькое. В той комнате я делал с Томми что угодно, только не укутывал. – Нет, не я. Он пристально на меня посмотрел и встряхнулся: – Нет, тот был крупнее. – То есть кто-то крупнее меня тебя укутал, ты это хочешь сказать? – подхватил я. Он тяжело вздохнул и сделал большой глоток из бутылки. – Ах, я уже не помню, все как в тумане. – Он что-нибудь говорил? Напрягись, во имя всего святого, Томми! – Я стараюсь, и вряд ли твой крик мне поможет. Мне оставалось только удивляться ангельскому терпению Кристера Юнсона. Как только он управлялся с этим взрослым ребенком? – Давай же, Томми… Что он тебе говорил? Но Томми Санделль не отвечал. Через пару минут комнату огласил храп. Чертов идиот! В этот момент пришла эсэмэска от Кристера Юнсона. |