Книга Арифметика подлости, страница 36 – Татьяна Туринская

Именно эта ее молчаливая поддержка подтолкнула его к окончательному решению: заканчивается семестр, и он подает заявление. Хватит растрачивать себя на ерунду, пора заняться настоящим делом. «Выгуливать» студенточек по залу найдутся другие желающие, а у Генки есть более высокие цели в жизни.

Забывал о Маринкином богатом прошлом, о ее цинизме и слишком легком отношении к жизни. Начинал путаться: казалось, что распутница не Маринка, а Оленька. Ведь Маринка никогда не домогалась его. Не отказывала, да, но это ведь совсем другое. Оленька же именно домогалась. Сначала взглядами привлекала к себе внимание, потом… Да что там – она ведь только об этом и может говорить! Как хочет его, как ей с ним хорошо, как давно они не занимались сексом, и это совершенно нечестно с его стороны оставлять ее «без десерта».

Чтобы не вспылить – ведь правду говорила, а правда глаза ест – приходилось отшучиваться: мол, «напотом» берегу, чтоб в брачную ночь показать, где раки зимуют. А чтоб продемонстрировать настоящий класс – нужно хорошенько проголодаться. Видел по ее глазам – не верит. И ненавидел за неверие, а еще больше за ненасытность.

Снова казалось: он все перепутал, это Оленька у него распутная баба, а вовсе не Маринка! Но тут же осаживал себя: нечестно так. Сам же распалил девку, «раскочегарил» так, что не потушишь теперь вовек. Стоит только вспомнить, какой она в его руки попала. Практически девственницей: неопытной, стыдливой. Когда он трусики с нее в первый раз снимал – чуть в обморок, бедная, не рухнула! Это что, была игра? Ну хорошо: смущение, обморок – сыграть можно. Но она же была красная, как рак! Разве можно покраснеть по собственному желанию? Нельзя. Значит, ее смущение и полуобморочное состояние – правда. Значит, у нее действительно до Гены был один неудачный опыт, то есть можно считать, что он у нее первый. Значит, все ее постельные успехи – его достижение. Вот она, тренерская жилка. Натренировал на свою голову – теперь воротит от ее постоянных притязаний.

То ли дело Маринка. Ничего не требует, не предъявляет претензий или ультиматумов. Никто никому ничего не должен. Если он хочет – она тоже хочет. Он устал? Тогда ей вполне достаточно, что он просто лежит рядом и делится с нею мечтами. В такие минуты Гена готов был рассказать Ольге все, упасть на колени, просить прощения. Не за измену, а за то, что бросает ее.

Но едва он принимал такое решение, как Маринка смотрела на него чужим взглядом. Смеющимся, наглым. И он снова начинал ее ненавидеть.

* * *

Ольга брызгала слюной:

– Гад! Видит же меня, видит. Но каждый раз отворачивается, сволочь! Находит, гад, возможность не остаться одному. Все время радом с ним кто-то есть. Мне так нужно с ним поговорить, а он упорно меня не замечает! У меня свадьба через две недели, а я до сих пор не знаю, выходить мне за Кебу или нет!

Марина давно уже не дергалась от таких слов: Конакова без конца жонглировала ими, будто ей нравилось издеваться над подругой: может, ты и спишь с Кебой, но замуж он зовет не тебя! А я, мол, еще подумаю – выходить ли за него. У меня, дескать, выбор огромный: все кругом замуж зовут.

– Ты же уже решила, что за Кебу выходишь при любом раскладе, – устало напомнила Казанцева. Эх, рассказать бы, как сильно Генка любит будущую жену, если судить по регулярности их тайных встреч.

– Надоел он мне! Импотент хренов.

Импотент?! Это она о ком?

– Что?! Кто?!

– Кеба твой, вот кто! Этот козел вообще ко мне не прикасается. Я перед ним и так и этак жопой кручу, все хочу научить его трахаться, как Бубнов. А у этого козла в штанах бобик сдох. Раньше, как штык, только свистни, только намекни – ты же знаешь, я кого угодно заведу. А теперь – как труп ходячий. Ноль эмоций. Я, говорит, себя к свадебной ночи берегу. Не, Марин, нормально, а? Он бережет себя до свадьбы! Целка, блин! Я вот что думаю. Может, каждому мужику от природы дано определенное количество раз? И каждый распоряжается своим сокровищем, как умеет? Кто-то растягивает удовольствие на всю жизнь, по чайной ложке в неделю, а кто-то растрахает все добро за пару лет, а потом до конца дней в евнухах прозябает?

«Это Кеба-то – евнух?», – не сдержавшись, Марина улыбнулась. Даже настроение поднялось, несмотря на надоевшее Ольгино нытье. Значит, с ней он – евнух? Замечательно! Еще бы не евнух – все силы растрачивает на Маринку. Разве что по выходным Ольге свеженьким достается. Но тут же вспомнила свою тревогу, и веселья как ни бывало.

– Слушай, Оль, все забываю у тебя спросить. Вот ты живешь очень бурной половой жизнью. А залететь не боишься?

– В смысле? С Лехой, что ли?

– Да неважно, – отмахнулась Марина. – От Лехи, от Кебы, от «колокольчика». Ты ж два года из одной постели в другую ныряешь. Ты никогда не боялась залететь?

– Забеременеть, что ли? – дошло до Ольги. – Естественно, боялась.

– И что, предохранялась тщательно, или я не все знаю? Ты, случайно, абортов не делала?

– Ты чо, дура? Какие аборты с моим единственным яичником? Мне если и посчастливиться залететь, так рожать придется хоть от козла. Я ж по первости опасалась, все старалась запомнить, с кем и когда, чтоб папашу можно было вычислить. Да все как-то проскакивало. Презервативы-то я не люблю – не выношу запаха паленой резины.

– А при чем тут паленая резина? – не поняла Марина.

– Ох, и дура ты неопытная! Я ж девушка темпераментная. Настолько, что на мужиках резина вонять начинает!

Расхохоталась мерзенько. Заметив испуг в глазах собеседницы, поспешно добавила:

– Утрирую. А чего это ты залетами заинтересовалась?

– Да так, ничего, – попыталась отмахнуться Маринка. Она уже выяснила все, что ей было нужно, и поняла – Ольга в этом вопросе не советчица.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовалась Ольга. – С этого места поподробнее. Залетела, что ли? А ну колись! Да не бойся, ты же знаешь, я – могила.

* * *

– Нет, Ген, ты представляешь, какая дура? Застукала своего художника с телкой в интересной позиции. Он ей заявил, что эта телка, в отличие от Маринки – само совершенство, а потом снова поманил ее пальчиком. И что ты думаешь? Вместо того чтоб послать его на хрен вместе с его тягой к прекрасному, она ему опять дала! И залетела! Он-то, ясен перец, жениться не собирается, а эта идиотка теперь не знает, как аборт сделать.

Он еще не осознал смысла сказанного. Внимание заострилось на Ольге, на ее горящем взгляде. Не разберешь – от восторга ли, или от возмущения. Радостный тон, с которым она сообщила новость Кебе, плохо гармонировал с возмущением. Значит, от восторга. Гену передернуло.

Ольга продолжала, не замечая неприязни в глазах жениха:

– Только представь, какая дура! Господи, какие же все бабы шлюхи! Только я одна у тебя умница. Да если б я в тебя не влюбилась до потери сознания, разве б я тебе дала? А эта… Господи!.. Да я бы с этим Арнольдиком срать рядом не села, а она от него аборт делать собирается. Понимаешь теперь, как тебе повезло? Такое сокровище отхватил, когда вокруг одни шлюхи скачут. Понял, спрашиваю?