
Онлайн книга «В тенетах суккуба»
![]() Конечно, я облизывал на неё губы, но не более того. Однако Данина непосредственность не знала границ. — А где у тебя бинт? Покажи! Наверно на животе. — Да нет у меня бинта! Она задрала мне халат и майку и, не обнаружив бинта, не успокоилась: — Всё понятно, у тебя забинтован член. Бессовестность молодого поколения не знала границ. — Что ты Дана, бог с тобой, не полезешь же в штаны! — А почему ты тогда в хирургическом? — Заведующий меня любит. — Попроси у него для меня справку на свободный выход. — Зачем? — Домой буду бегать. — И добегаешься, второе колено перешибёшь. — А плевать, у меня ноги крепкие. — Ноги у тебя просто … сладкие. Она взглянула на меня, на миг погасив улыбку, а я стушевался и больше на подобные темы не распространялся. Зато много болтал с ней о другом, занимал её от больничного безделья. Дане нравились мои рассказы, про работу с иностранцами, которую большое начальство доверило мне для освоения импортного вычислительного комплекса; про суровый, но красивый Север, где я был в командировках на ядерных испытаниях; про смысл жизни и прочее — она была любопытна и с удовольствием поддерживала любую тему. — Знаешь, когда мы приехали в Москву для работы с англичанами, нас поселили в шикарную гостиницу для академиков. — Так ты академик? — Что ты — у нас всего два академика на город, а я даже не кандидат. — За что же такая честь? — У нас же режимное предприятие — работа с иностранцами большая редкость. — Мне папа говорил, что он давал подписку: вообще не встречаться с иностранцами. — И я давал. Только у них самая лучшая техника, надо же её осваивать, чтобы совсем не отстать от Америки. — А ты знаешь английский? — Представь, что нет. Изучал немецкий. — А почему тебя выбрали? — Выбрали то сначала не меня, другого — с английским, да это не помешало ему запороть контракт. — Как запороть? — Да набрал за тыщи долларов не то, что надо в комплекс. — А ты? — А мне пришлось выкручиваться, заменять. — Выкрутился? — Выкрутился. Мне даже генерал, директор предприятия, предоставил доверенность на подпись от его имени, — похвастался я. — Ого! — восторженно воскликнула Дана, — ты герой в моих глазах! — Тогда позвольте поцеловать Вашу ручку, мадемуазель. — Лучше я поцелую тебя в щёчку. Она перегнулась через боковинку соседнего кресла и азартно чмокнула меня. Я схватил её запястье и приложился к нежной загорелой коже тыльной части ладони. — И где ты только загораешь зимой? — Нигде. Это с лета. Видел бы меня в августе — как негритянка. Лариса явилась ко мне в больницу. Но раньше посетил меня Фаукат и сообщил, что видел мою подругу, входящей в свой дом с начальником отдела. «Конечно, пришли не чаи гонять»! — усмехнулся я про себя. Я сделал вид, что лежачий больной и наврал что-то про операцию. Она повздыхала и ушла. Наконец, я настроил в отделении радиосвязь и выписался. Дана попросила у меня телефон, её выписывали завтра. — Зачем тебе? — А я у всех беру, люблю болтать по телефону. Через день, в субботу утром телефон зазвонил. — Я приду к тебе? — спросила Дана. — Что делать нечего? — Нет у меня серьёзный повод. — Какой? — Приду — скажу. — Ну, приходи, — и я сказал адрес. — Да знаю я твой адрес на бойком месте! — Откуда? — Общие знакомые сказали. В это утро солнце в моей квартире, без окон на восток, взошло раньше — в проёме двери появилась ослепительная Данина улыбка. В руках у солнышка была бутылка с шампанским. — В честь чего? — У меня день рождения! — И в такой день ко мне? — К тебе. — Чем заслужил? У тебя же куча молодых друзей. — А! мне с ними неинтересно. — А со мной? — С тобой интересно — ты много знаешь. — Ну, ладно, только я даже цветами не запасся, не знал. Я достал из серванта неизменный коньяк, на этот раз это был светлый молдавский «Белый аист» и коробку шоколадных конфет, которую вручил Дане. — Поздравляю! — Ого, ассорти! Она тут же открыла коробку на пробу. — Ну, закусывать есть чем! Я начал отмыкать шампанское; рука, вдруг, сорвалась, пробка выстрелила в потолок, напиток зашипел бурным потоком и окатил Дану, она вскрикнула, а в фужеры я разлил остатки. Мокрая, с головы до ног, богиня заливисто смеялась и взъерошивала волосы; я, вначале, проклинавший себя за неловкость, рассмеялся тоже. Мы быстро схватили с Даной шипящие через верх бокалы и, стоя, присосались к ним ртом — я только успел вскрикнуть: — С днём рожденья! Дана, отпив бокал наполовину, сказала: — Меня всегда целуют, когда поздравляют. Я скромно поцеловал её в цветущую щёчку. — Ты только так умеешь? Не в силах противостоять провокации девушки, я взял её за мокрые плечи обеими руками и впился в призывно полуоткрытый бутончик губ. Она обхватила меня за шею и ответила прожигающим насквозь поцелуем. — Ты думаешь, что делаешь со мной? — задрожал я. Дана сбросила платье: — Б-р-р, мокрое! — и заявила: — Хочу коньяка! А я смотрел на топорщившиеся кверху обнажённые грудки, выделявшиеся белыми шариками на загорелом теле, на стройные ножки в серых тёплых колготках в рифлёную полоску, и … проклинал судьбу, что она свела меня опять с нимфеткой. Мы выпили с ней по рюмке, она села ко мне на колени боком, и я обеими руками сжал её округлые бёдра, о чём безнадёжно только мечтал в больнице. Дана соскочила с колен и вновь появилась на них, теперь оседлав мои ноги. Я наклонился и поцеловал обе её коленки сквозь колготки, правильные округлые женские коленки всегда возбуждают меня. Дана в ответ расстегнула замок на моих джинсах и, наклонившись, припала губами к моему восставшему органу. С закрытыми от умопомрачения глазами я снял, на ощупь, с неё колготки и еле оторвал её голову от предмета, более сладкого для неё, чем шоколад. |