Книга Путь к золотым дарам, страница 42 – Дмитрий Баринов

Вишвамитра, выросший в Гималаях, презрительно усмехался:

— Разве это горы? На любую вершину можно на коне въехать. А снег летом, наверное, бывает разве что вон на той.

Именно туда, к белеющей вершине горы Снежной, и вёл отряд Вышата. Север и запад — стороны Чернобога, а гора к тому же самая высокая в Карпатах. Где место святыне Разрушителя, если не там, где сильнее всего Холод и Тьма? Не на Жреце Даждьбоге же её поставил Декеней? Вышата не знал названий всех вершин Черной горы. Иначе он обратил бы внимание на гору, соседнюю со Жрецом Даждьбогом и не уступавшую ему высотой. Из-за дувших с неё сырых и холодных ветров гора называлась Плохое место.

Отряд Цернорига поднимался вдоль потока Шибенного, когда впереди появился неяркий белый свет. Окружённый сиянием, на поваленных стволах под разлапистой елью восседал оленерогий бог с серебряной гривной в одной руке и змеёй в другой. Все спешились, преклонили колени.

— О Цернуннос, я всегда почитал тебя, и ты давал мне богатство и удачу на охоте. Ты мудр — открой нам путь к Чёрному Храму, и я не пожалею для тебя жертв, когда отвоюю своё царство и сокрушу своих неприятелей Секирой Богов, — почтительно проговорил царь.

— Мне нет дела до ваших царств и войн. Пусть младшие боги воздают тебе за них. Но помни: здесь, в лесах, моё царство. Все их жители — мой народ. Не затевай здесь войн, особенно с оружием богов.

Бог не спеша встал и скрылся в чаще, перед тем на миг обернувшись старичком в островерхой шапочке, с бородкой и сияющими рогами.

Вскоре на берегу потока бастарны наткнулись на отару с пастухом.

— Ты здесь живёшь, дак? Значит, летом пасёшь овец на Черной горе. Укажи нам дорогу к Чёрному Храму, и получишь столько римского серебра, сколько никогда в жизни не видел, — сказал царь.

— Не знаю я туда дороги и знать не хочу. Что я, ведьмак? — не очень-то любезно ответил пастух.

Царь вгляделся в его лицо и вдруг рассмеялся:

— Ты не ведьмак. Ты мой раб. Ясько, так ведь тебя звали? Показывай дорогу, или получишь плетей!

— Я тебе больше не раб! А дорогу к Нечистому ищи сам! — Горец угрожающе поднял топор.

Царь лениво обнажил меч:

— Как ты владеешь топором, я уже знаю. Или подучился у гуцулов? Так я не трусливый купец.

Царь и пастух стали в боевую стойку. Вдруг Гвидо прыгнул и в прыжке ударил ногами Яська в грудь. Тот упал, и царевич мгновенно вырвал у него из руки секиру. Тут же меч царя упёрся в горло пастуха. Царевич, высокомерно усмехаясь, пояснил:

— Это называется «прыжок героя».

Царь хлопнул Гвидо по плечу:

— Правильно сделал, сынок! Чтобы победить раба, герою не нужно оружие.

Бесомир пригляделся к секире, повёл над ней рукой:

— Ты знаешь хоть, что к тебе в руки попало, холоп безмозглый? Громовая секира! Откуда это у тебя?

— От бога!

— Не иначе — от Гермеса греческого, бога воров.

Все, не исключая пёсиголовцев, расхохотались.

Гордые воины и на миг не могли представить, чтобы бог дал божественное оружие рабу. Жрец мудр, воин храбр, пахарь трудолюбив. А раб? Он ниже их всех. Он глуп, труслив и ленив.

Яська подняли, связали руки.

— Всё равно вас, пёсьих детей, не поведу!

— Мы умеем развязывать языки, царь! — прорычал один из пёсиголовцев.

Бесомир окинул взглядом могучую фигуру и упрямое лицо пастуха. Пока такого сломаешь, хоть пытками, хоть чарами... Друид напряг духовное зрение. Ага, то, что надо: дом и женщина.

— Идём лучше туда. Там у него язык сразу развяжется.

Ясько рванулся, закричал во всю силу лёгких:

— Марика, беги! Чернорог здесь!

Но пёсиголовцы уже помчались вперёд, вынюхивая дорогу. Когда отряд вышел к озеру, они уже успели поймать дакийку. Царь оценивающе взглянул на неё:

— Ты стала ещё лучше. А я ведь тогда тебя так и не попробовал.

— Попробуй теперь, если не боишься навьей любви. Я тогда действительно утонула, — дерзко взглянула на царя Марика.

— Так ты мавка? Сейчас ты вспомнишь своё место, любовница холопа! — прошипел Бесомир и громко позвал: — Чугайстырь! Чугайстырь!

Мавка испуганно вскрикнула, забилась в руках пёсиголовцев. Захрустели сучья под тяжёлыми шагами, и из лесу показалось высокое, уродливое, покрытое чёрной шерстью существо с косматой бородой. Увидев своего врага связанным и лишённым грозного оружия, лесной человек оскалил белые зубы и шагнул к Марике. Маленькие красные глаза из-под мощных надбровий смотрели жадно и безжалостно.

— Стойте! — прохрипел Ясько. — Я отведу к храму!

Одним взмахом руки Бесомир остановил чудовище. Затем велел поставить мавку возле смереки и обвёл женщину и дерево колдовским кругом, небрежно начертив несколько знаков.

— Этот круг продержится до заката. Но я могу его снять и раньше, притом издали. Это если ты, Ясько, приведёшь нас не туда. Подожди тут, лесной хозяин. Ты ведь не уйдёшь от такой добычи?

Чугайстырь зарычал, замотал головой.

— А если не обманешь, раб, дам тебе обычную секиру вместо этой и отпущу. Пожалуй, даже сам посмотрю, как ты сразишься с ним, — сказал царь.

— Я вас обоих сожру, а усадьбу разорю, — проревел чугайстырь, переводя взгляд с Яська на мавку. — Вы не люди и не духи. Не должно быть таких в лесу!

Бастарны верхом ехали по Черной горе. Пастух шёл впереди пешком. Его даже развязали в уверенности, что страх за жену удержит словенина крепче верёвки. Венедский раб — не благородный кельт, чтобы пожертвовать жизнью своей и жены из любви к свободе. Царь не думал больше о рабе и слушал друида, говорившего о Секире Богов.

— Это хорошо, что она больше века пролежала в Черном Храме, у мощного выхода тёмной силы. Это уже не просто оружие, вроде той секиры, что попала к пастуху. Ею умелый боец может поразить десятки врагов и напугать сотни, даже тысячи, если он — царь. Но с помощью Секиры Богов можно будет солнечным жаром и молниями истреблять многотысячные войска, разрушать целые города! У Биребисты с Декенеем это получалось лишь изредка. Теперь же твоей силе, царь, не будет предела!

— Да! — хищно ощерился Цернориг. — Сначала я её испытаю на росах и на всех предателях, что лижут их сапоги. Потом покончу с Фарзоем — знаю, это он натравил на меня Ардагаста. Я превращу их степи в чёрные пепелища, усыпанные обгорелыми костями! Покорю всех венедов — от огня не спасут ни леса, ни болота. Потом даков: разве у Биребисты есть достойный наследник? Потом запылают римские города, каменные стены рухнут от молний, и я решу, кто станет новым императором!

Взглядом гневного, безжалостного бога Цернориг озирал с Черной горы страну до самого Днестра, а мысленным взором глядел ещё дальше — до Днепра, Дуная и за Дунай, вдоль мощёных римских дорог...