
Онлайн книга «Вспомни, что будет»
— Arret! [10] Робот замер и сразу же уполз под стол. Молодой человек обернулся. На вид ему было лет девятнадцать-двадцать. На правой щеке у него красовалось что-то вроде анимированной татуировки — изображение молнии. Эта молния сновала по лицу юноши: делала пять скачков и возвращалась на место. Цикл повторялся снова и снова. А потом он повернулся левой стороной лица. Ужасающее зрелище. Были видны все мышцы и кровеносные сосуды. Казалось, он обработал кожу каким-то химическим реагентом, и она стала прозрачной. Правая рука молодого человека была затянута экзоскелетной перчаткой. Длинные механические пальцы заканчивались блестящими наконечниками, острыми, как скальпели. — Я сказал: подбери! — гаркнул Гастон по-французски. По крайней мере, он услышал звучание собственного голоса, хотя не почувствовал, как произносит слова. — За твою одежду плачу я, так будь добр, заботься о ней! Молодой человек зыркнул на Гастона. Гастон был уверен, что этот парень ему незнаком, но в нем угадывалось смутное сходство… с кем? Лицо парня было наполовину прозрачно, а потому судить было сложно, но… высокий лоб, тонкие губы, холодные серые глаза, орлиный нос… Острые когти со свистом убрались в прорези на перчатке. Парень взял куртку большим и указательным пальцами — брезгливо, как будто делал грязную работу. Гастон пристально за ним следил. При этом он не мог не заметить, что кое-что еще в гостиной выглядит иначе. Книги на полках стояли по-другому. И томов явно стало меньше, будто кто-то основательно опустошил их фамильную библиотеку. По полкам передвигался другой робот, похожий на паука. Похоже, вытирал пыль. В стене, на том месте, где раньше висела репродукция картины Моне «Мельница», теперь находилась ниша, в которой стояла статуэтка, напоминавшая по стилю Генри Мура… Но нет, там не могло быть никакой ниши. Эта стена была общей с соседним домом. На самом деле это было что-то вроде голограммы, висевшей на стене и создававшей иллюзию глубины. Но если так, иллюзия была на редкость реалистичной. Двери гардеробной тоже изменились. Как только молодой человек подошел поближе, они открылись сами. Парень достал вешалку и повесил на нее куртку. Вешалку он убрал в гардеробную… и куртка тут же сползла с нее на пол. Снова прозвучал сердитый голос Гастона: — Марк, черт побери, неужели нельзя поаккуратнее? Марк… Марк! Mon Dieu! Вот почему парень показался ему знакомым. Фамильное сходство. Марк. Это имя они с Мари-Клэр выбрали для ребенка, которого она носила под сердцем. Марк Беранже. Гастон еще ни разу не держал этого ребенка на руках, не прижимал к плечу, не менял ему подгузники, и вот он — перед ним, взрослый мужчина. Пугающий, враждебный. Марк устремил взгляд на упавшую куртку. Молния на его щеке продолжала сверкать. Он немного постоял и вышел из гардеробной. Двери за ним закрылись. — Черт возьми, Марк, — выругался Гастон. — Меня просто тошнит от твоего пофигизма. Если будешь так себя вести, никогда не найдешь работу. — Да пошел ты! — огрызнулся парень. Голос у него был гортанный. Вот вам и первые слова ребенка: не «мама», не «папа», а «пошел ты». Именно в этот момент, словно специально, чтобы развеять последние сомнения, в гостиную вошла Мари-Клэр. — Не смей так разговаривать с отцом! — воскликнула она. Гастон был потрясен. Да, это была Мари-Клэр. Безусловно. Но она больше походила на свою мать, чем на себя. Седые волосы, морщинистое лицо и пятнадцать килограммов лишнего веса. — Да пошла ты, — сквозь зубы процедил Марк. Гастон не сомневался в своей реакции. — Не смей так разговаривать с матерью! Он не разочаровал себя. Прежде чем Марк обернулся, Гастон успел заметить выбритый участок у него на затылке. Туда была имплантирована металлическая розетка. Наверняка это была галлюцинация. Это должна была быть галлюцинация. Но как она была ужасна! Мари-Клэр вот-вот должна родить. Несколько лет они пытались зачать ребенка. Гастон руководил учреждением, где можно было точнейшим образом скрестить электрон с позитроном, но почему-то его сперматозоиды упорно не желали соединяться с яйцеклетками Мари-Клэр, хотя эти клетки были в миллионы раз крупнее субатомных частиц. Но наконец это произошло. Наконец Господь им улыбнулся. Наконец Мари-Клэр забеременела. И вот теперь, девять месяцев спустя, должен был появиться на свет их ребенок. Все эти занятия по методике Ламаза, куча планов, обустройство детской… И вдруг этот дурной сон. Наверняка это был сон. Гастон почувствовал, как у него похолодели ступни. Самый страшный сон ему приснился в ночь перед свадьбой. Почему сейчас должно было быть иначе? Но все было иначе. Все выглядело гораздо более реалистично, чем в любом из его снов. Он подумал о розетке в затылке своего сына, об образах, непрерывно закачиваемых в его головной мозг… Наркотик будущего? — Отвяжитесь от меня, — бросил Марк. — У меня был чертовски трудный день. — Да что ты? — съязвил Гастон. — День у тебя был трудный, вот как? Ты ужасно устал после того, как терроризировал туристов в Старом Городе? Не нужно было нам вмешиваться, тебе самое место в тюрьме, панк неблагодарный… Гастон был потрясен: все, что он говорил, напомнило ему слова собственного отца. Примерно то же самое говорил ему отец, когда тому было столько лет, сколько Гастону сейчас. А ведь он тогда дал себе зарок: никогда не говорить ничего подобного своим детям. — Гастон… — начала Мари-Клэр. — Знаешь. Если он не ценит того, что получает от нас… — Да на фига мне все это дерьмо, — презрительно буркнул Марк. — Хватит, — вмешалась Мари-Клэр. — Хватит. — Ненавижу вас, — процедил сквозь зубы Марк. — Ненавижу обоих. Губы Гастона разжались. Он был готов что-то ответить, но тут… …но тут он неожиданно оказался в своем кабинете в ЦЕРНе. Передав сведения обо всех погибших, Митико Комура сразу вернулась в главный офис центра управления БАК. Она пыталась дозвониться до школы в Женеве, где училась ее восьмилетняя дочь Тамико. Со своим мужем, чиновником, занимавшим высокий пост в Токио, Митико была в разводе. В трубке постоянно звучал сигнал «занято», а швейцарская телефонная компания почему-то не предлагала автоматически уведомить Митико в том случае, если линия освободится. Ллойд стоял рядом с Митико. Наконец она устремила на него полный отчаяния взгляд. — Не могу дозвониться, — сказала она. — Я должна туда поехать. |