
Онлайн книга «Медленнее, ниже, нежнее…»
![]() – Тебе можно сидеть с посетителями? – тоном замечания спрашивает она. – Мне всё можно! Я тут один за всех! И в баре, и официант, и товар принимаю и пол мою, когда уборщицы нет. Где они еще такого ловкого парня найдут? И потом, нет же никого, кроме этих курсов! – Здесь всегда так? – Ну да! – лазурь его глаз смеется вместе с ним. – Утром и вечером только народ бывает, днем пусто! Поэтому курсы пустили. Надо же денежку зарабатывать. Мы от моря далеко, зато и аренда намного меньше! Он выпрыгивает из кресла, мелькнув худыми локтями и, поколдовав в тёмном баре, ставит две чашки латте с виньетками в виде сердечек. – Подарок от заведения! – Благодарю, – она этикетно улыбается, качнув туфлей. Вспыхнувший на солнце лак педикюра захватывает его взгляд. Лучи взбивают искристую пену до искренности. – Ты пойдешь сегодня на море? – он переводит взгляд с ее ног на большую грудь, фантастичную на стройном теле, и к глазам, манящим строгостью. – Наверно… – небрежно отвечает она. – Хочешь, пойдем вместе? – Знаешь… я не очень люблю таких… – она делает улыбку милой, но глаза правдивей. – Таких как я? – договаривает он. – Не обижайся. Да. – Можно узнать, почему? – Это долго объяснять… – движение плеч подчеркивает бессмысленность формулировок. – И все-таки? – Твои дреды, так они, кажется, называются… – А что с ними? – тянет он себя за косичку. – Их же, вроде, мыть нельзя. – Понюхай! – наклоняет он голову. Она осторожно втягивает воздух. – Пахнет приятно… – Я мою голову каждый день! – улыбается он по-детски безобидно. – Так ты пойдешь со мной? – Ок… Задорная голубизна его глаз плавится синевой надежды. Он ерзает в кресле, словно на волнах. – Ты катаешься на скимборде? – На чем? – На доске! – Нет… – Хочешь, научу? – Я предпочитаю смотреть на море. – Значит, будем смотреть вместе! Я буду ждать тебя здесь… Она заглядывает в кафе, когда солнце уже думает о закате. Посетителей, по-прежнему, нет. Пусто и за овальным столом. Нагретый воздух сдвинул плетёную тень против часовой стрелки, словно не желая убивать этот день. Утро лишь в дредах бармена, колдующего за стойкой. Он улыбается, увидев ее: – О, классно, что ты пришла! Чего тебе взять? – в его пальцах банки: кола, пепси, энергетик, что-то зеленое. – Ничего. Я такое не пью. Ты идешь? Или я иду одна! – торопит она. Они шагают по разомлевшему асфальту, она – в туфлях с приоткрытыми пальцами, он – в сланцах. В том месте, где асфальт отдается песку, она переобувается в босоножки, оплетающие ступни белым шнуром, и прячет туфли в пляжную сумку. Он любуется, как она ступает по песку на своих белых лапах с алыми коготками. – Давай сумку, – протягивает он руку. – Только на песок не ставь. Это очень дорогая сумка, – предупреждает она. – Я буду держать ее в зубах, – блестит он синевой глаз из самой глубины. Она дарит ему улыбку, от которой, знает, мужчины без ума. Он балансирует в море на доске, она смотрит вдаль, зарыв в песок узкие ступни. Ее взгляд скользит по его прилипшим к бедрам шортам, худой спине, мокрым дредам. Плавными движениями ног она насыпает холмик, устраивает на нем щиколотки так, чтобы солнце выгодно освещало педикюр и гладкую кожу, а между ступнями оказался серфингист, и делает селфи своих ног. Идея не нова, но форма креативна, даже концептуальна, если угодно. Опять эта фраза… Она досадливо хмурится, не замечая подошедшего парня. Несуразно длинная тень его тела подкрадывается к ее песочному холмику. Она рушит его одним движением и встает: – Я хочу пройтись. Возьми сумку. Его тень накрывает след от ее тела на песке, идеальной формы, как и все в ней, и застывает на миг, замечтавшись. Они идут вдоль закатного моря, и он рассказывает о том, что собирается учиться на юриста, чтобы помогать отцу в бизнесе, который перейдет ему по наследству, но вообще-то ему ближе музыка и он надеется это как-то совмещать… Она перебивает на полуслове: – Вот тот мужчина очень богат, – кивает она в сторону стоящего на пляже человека. – Ты, что, его знаешь? Она отрицательно качает головой. – А как ты определила? Он же голый! В одних трусах! – Это трусы «Армани», и видно, что их у него еще штук пятьдесят, – снисходительно бросает она, вернув грациозность походке и кокетство взгляду. Мужчина в трусах «Армани» провожает взглядом девушку с явно сделанной грудью и худого парня с дредами и женской сумкой. Девушка красиво поворачивает голову, дав ветру поиграть с ее волосами. Возле волнореза, выброшенного на берег, словно мертвый кит, они поворачивают обратно. «Богатый» стоит на том же месте, рассеянно глядя в море на ныряющего мальчика. Толстая негритянка в цветном балахоне по подол в воде с жутким акцентом уговаривает ребенка перестать, но он не обращает на нее внимания. – Надо было глаголы учить, а не цвета, – зло смеется девушка, ища глазами взгляд мужчины в трусах. – Это другая тетя, не та, что на курсах была, – смеется в ответ парень. – Какая разница… – Я провожу тебя? – спрашивает он на последней ступени лестницы, уводящей от моря. – Как хочешь. Она аккуратно отрясает с ног песок, который кажется снегом, присыпавшем спелые ягоды педикюра, и ступает на асфальт, не переодев босоножек. Его сланцы шлепают чуть позади. Возле виллы за высоким забором он берет сумку за обе ручки, словно ее саму за руки. – Ты придешь завтра утром пить кофе? – Утром придет маникюрша, потом массажист. – А потом? – Потом у меня этюды, я буду занята. – Ты художница? Супер! А в каком стиле ты пишешь? – По настроению. – А мне нравятся французские импрессионисты. Впечатление – это ведь единственное, что остается, верно? – Они всем нравятся. Просто поголовно – любимый художник Моне, ну, или Мане, писатель Достоевский, и композитор Бетховен. – А ты в России на Рублевке, наверно, живешь? – он отводит глаза с отраженным в них серым забором. – Нет, не на Рублевке. Спасибо, что проводил, – она забирает сумку и уходит, не обернувшись, туда, где дверь с кодовым замком преграждает путь остывшему асфальту. |