Книга Потревоженный демон, страница 11 – Инна Бачинская

— Я понял. — Он ухмыльнулся. — А мы добавим, за встречу. Давай рюмки.

Он достал из сумки круглую бутылку с золотыми медалями. Ирина принесла рюмки.

— За тебя, Ирка!

Ирина Антоновна пригубила, закашлялась.

— Ты никогда не умела пить, — засмеялся гость. — Помню день рождения Павлика…

Она пожала плечами.

— Почему ты одна?

— Я не одна, у меня сын. Девять лет. Сейчас он с бабушкой на море. А ты? Женат?

— Женат.

— На той? С белыми волосами?

Дельфин рассмеялся.

— Не помню! Ирка, сколько же мы не виделись?

— Мне тогда было шестнадцать, — сказала она. — Двадцать! Почти двадцать. Мы не виделись почти двадцать лет. Помнишь, как ты меня провожал? В сентябре.

— Помню.

— И я тебе пересказывала какую-то дурацкую книжку, чтобы не молчать. Ты всю дорогу молчал!

— Я не знал, о чем с тобой говорить. Ты была другая.

— Виталик сказал, что я у вас не прижилась. И вообще, с меня не будет толку. А потом началась школа, и я бросила секцию. Мама считала, что гребля не для девочки.

Дельфин рассмеялся.

— Не прижилась.

— Он говорил, что мне не хватает спортивной злости!

— Наши ребята были попроще, а ты… при тебе даже выругаться боялись. Я еще удивился, откуда такая домашняя. У тебя, помню, подружка была… Леся, кажется.

— Леся. Была еще Жанна, но она бросила раньше. Мне всегда нравилась вода. На базе висела твоя фотография, кто-то сказал, наш чемпион, сейчас в армии. А потом ты вернулся!

— Помню, ты тащила байдарку и цеплялась за кусты.

— А ты помог, спустил на воду. А девчонки смеялись. Ты был… — Она запнулась. — Они все вешались на тебя! А та, крашеная, каждый день поджидала с тренировки.

— Не помню, — ухмыльнулся он, с удовольствием ее рассматривая.

— А когда ты провожал меня… один раз всего! Я думала, ты меня поцелуешь. А ты привел меня к дому и ушел. Я всю ночь проплакала.

— Дурочка! Да я боялся тебя, как пацан! Как щенок! Я не знал, о чем с тобой говорить. Ты была не для меня, Ирка. К тому же малолетка.

— Ага, а ты после армии. Взрослый мужик, на которого все вешались. Я пряталась за всеми углами и подсматривала! Ты был черный от загара, и глаза синие. Где ты сейчас?

— Здесь. В Посадовке.

— Здесь? Я думала, ты уехал. Ни разу не виделись за все двадцать лет!

— Что такое двадцать лет? — улыбнулся он. — Вроде много, а вспомнить нечего. А ты почему одна?

Ирина двинула плечом.

— Развелись.

— Почему?

Она снова двинула плечом и не ответила. Да и что было отвечать? Люди сходятся, расходятся… сначала любовь, потом скука и раздражение. И по всем статьям полное несовпадение. Дело житейское.

— Работаешь?

— В центральной библиотеке.

— У тебя кто-то есть?

Она покачала головой.

— Нет. — И спросила: — А ты?

— У меня все нормально. Как у всех. Детей нет.

— Ты собирался в институт, — вспомнила она. — На физкультурный.

— Собирался. Не получилось. Да и не любил я учебники. Я парень простой. А ты?

— Я закончила наш пед, факультет английского. Два года работала в школе, теперь в библиотеке. Сегодня у нас была репетиция…

— Репетиция? Это как?

— Мы поставили спектакль, вернее, пока репетируем. Читатели, в смысле. На английском языке.

— И ты наклюкалась на репетиции? — поддразнил он. — В библиотеке?

Ирина рассмеялась.

— Да нет же! В губернской канцелярии!

— А губернская канцелярия тут каким боком? Это та, что в парке?

— Та самая. Нас пустили порепетировать. Там работает мой друг Эмилий Иванович, замечательный человек. Нам репетировать негде, вот он и разрешил у него.

— Эмилий Иванович… — повторил мужчина. — Красиво! Он что, начальник канцелярии? Главный канцелярист?

Ирина рассмеялась — ей было удивительно легко с ним! Ей снова было шестнадцать, мир был прекрасен и удивителен, а впереди — любовь, радость, восторг, и жизнь представлялась яркой рождественской открыткой.

— Нет, просто там никого больше нет. Он один работает, в отделе документов и рукописей. Я вообще предложила, чтобы он оставил нам ключ, ну, чтобы самому не сидеть, но он сказал, что ему нравится.

— Понятно. А из школы ты почему ушла?

— Не было ставки, я работала почасовиком. Я бы осталась, мне нравилась школа. А ты?

— Кручу баранку, сегодня здесь, завтра там. Знаешь, оказывается, наш шарик совсем маленький.

— Дальнобойщик? — догадалась Ирина.

— Он самый. Только из рейса. Я давно хотел найти тебя, адрес узнал еще весной. Не прогонишь?

— Что-то случилось?

— Ничего не случилось. Я вдруг понял, что не хочу домой. Не хочу, и баста. Давай за нас! — Он разлил коньяк по рюмкам.

Выпили.

— Знаешь, Виталик умер.

— Когда? — вскрикнула Ирина.

— В марте. Сердце схватило.

— Он же здоровый был! И не старый.

— Не старый. Шестьдесят шесть, мог еще пожить. Хороший мужик был, царствие ему небесное. Стольких ребят поставил на ноги.

— Он говорил, что мне не хватает спортивной злости, — снова вспомнила Ирина. — Да и мама повторяла: вот если бы танцы или спортивная гимнастика… Ой, я, кажется… — Она прижала ладони к горящим щекам. — За Виталика! Мы страшно гордились, что у нас такой тренер. Он греб за нашу сборную на Олимпийских играх.

— Он был запасным.

— Все равно! Давай! — Она схватила рюмку.

— А не хватит? — Он с улыбкой смотрел на нее.

— Не хватит! Наливай! Господи! Неужели это ты? Глазам своим не верю! Откуда ты свалился?

— За Виталика!

— За Виталика! — Ирина залпом выпила, задохнулась, закрыла рот рукой.

Дельфин, ухмыльнувшись, протянул ей стакан воды:

— Запей!

— У тебя глаза… синие! С ума сойти, какие у тебя глаза! Я же все помню! Почему ты меня тогда не поцеловал?

— Я боялся дотронуться до тебя. Теперь жалею.

Она вдруг всхлипнула и закрыла лицо руками.

— Не хочу! Двадцать лет! Не было ничего! Как будто вчера…

— Ну-ну, глупая! — Он притянул ее к себе.

Она извернулась, они стукнулись лбами. Ирина рассмеялась. Поцелуй был как ожог. Она подумала, что у него жесткие губы. И сильные руки. Он поднялся с табурета, рывком поднял Ирину.