Книга Felix, страница 23 – Мария Павлович

Игорь безошибочно определил конюшню, вход туда напоминал ковбойский салун. Толкнув качающиеся створки, он вошел внутрь. В помещении было прохладно, пахло лошадьми. Гость намеренно громко прошуршал по соломенному покрытию, покашлял, но не получил ответа. Где-то в дальнем деннике громко фыркнула лошадь, с другой стороны в ответ послышался стук копыта по стене.

Заглянув в ближайшую от входа дверь, Игорь обнаружил уютную комнату. Стол, кресло-качалка, небольшой камин — обстановка напоминала гостиную старой дачи, не хватало только тапочек и мятой газеты. В комнате имелась еще одна дверь, за ней оказалась спартанского вида спальня: топчан, несколько икон на стене, шкаф с резными деревянными дверцами, внутри рабочая одежда, форма для всадников, шлемы, пара грязных сапог.

Игорь направился обратно в первую комнату, дабы завершить свою разведку. Он остановился возле старой невысокой тумбы, служившей стойкой под телевизор, и выдвинул верхний ящик. Несколько секунд он с удивлением изучал его содержимое, затем снаружи через открытое окно донеслись обрывки разговоров и смех, он поспешил задвинуть ящик и покинуть комнату.

Филипп и Матвей встретили его с искренней радостью. Он был тронут подобным обращением, но, как только появилась возможность, не забыл обратить внимание на их ремни. Что он хотел обнаружить, он и сам не знал, но ночные события не давали ему покоя.

Филипп был одет в светлые джинсы, заправленные в высокие резиновые сапоги, ремня на нем не было. Матвей был полностью экипирован согласно последней конно-спортивной моде: светлые бриджи с кожаными вставками на коленях и внутренней стороне бедер, высокие кожаные сапоги, темная короткая куртка, в руках шлем.

— Какие новости? — беззаботно поинтересовался гость, потирая руки, как настоящий журналист, жадный до сенсаций.

— Все тихо.

Друзья пожали плечами и обменялись быстрыми взглядами.

— Собираемся перекусить. К двум накроют в саду, — сказал Матвей.

— Как насчет экскурсии? — предложил Филипп.

— Марк Аркадьевич сам собирался показать мне конюшню, — с сомнением в голосе произнес Игорь.

— Да ладно. Марк застрял со своим консельере. — Филипп прищурил глаза. — Вы уже знакомы с Глебом Николаевичем? — Он сказал это с едва уловимой иронией.

— Нет, — Игорь покачал головой.

— Жаль.

— А кто живет в этих милых апартаментах? — спросил Игорь, чтобы перевести разговор в нужное ему русло.

— Это Костина берлога. Иногда он ночует здесь, когда мы достаем его в доме.

* * *

Не нужно было быть дипломированным психологом, чтобы составить первое впечатление о жителях «Аменции». Марк Аркадьевич был человеком открытым, общительным, но за этим дружелюбием скрывалась цепкая деловая хватка. Он легко переходил с одной тональности на другую.

За столом, в кругу семьи, он был великодушным отцом, в бизнесе заработал репутацию человека, которому редко приходилось повторять дважды.

Игорь еще ни разу не слышал, чтобы Ройтер повышал голос, даже когда его дочь бросала ему в лицо оскорбления, он сумел сдержаться. В нем чувствовалась сила, заставляющая других, даже не имеющих представления о его деньгах и власти, оказываясь в его энергетическом поле, мгновенно попадать под его влияние.

Что касалось Филиппа, то его мужская красота и обаяние мешали судить о нем беспристрастно. Он нравился всем, и Игорь не стал исключением. Отношение испанца к жизни казалось почти равнодушным, но потом он невольно говорил или делал что-то, что выдавало в нем натуру тонкую, наблюдательную. Он умел быстро обнаружить чужие слабости и не упускал возможности поиграть с человеком, ловко загоняя его в угол. Он проделывал это со всеми, включая Ройтера.

Игорю нравилось, что он не был зациклен на собственной неотразимости, принимая это как неоспоримый факт и изжившую себя тему. В нем доминировали сильно развитое мужское начало и лень, поскольку ему давно уже не приходилось прилагать больших усилий, чтобы добиться своего, ему все давалось легко.

На первый взгляд, в тандеме с Матвеем он казался главным, но, как и в случае Игоря с Арнольдом, это впечатление было ошибочным. Матвей позволял ему многое, но все же чемпионом и главным публичным лицом в этой семье был именно он. Похоже, Филиппа это не беспокоило, но Игорь допускал, что в глубине души он мог мечтать о первом месте на подиуме.

Матвей был обаяшка и балагур. У него было обманчиво наивное выражение лица и шаловливое выражение глаз. Казалось, что в любую секунду он может совершить что-то порывистое, детское. Его хотелось потрепать по коротким волосам, как ребенка, пожурить и купить шоколадку.

Игорь безошибочно определил в нем гражданина мира. Такие люди запросто меняют города и страны, их везде ждут друзья, они повсюду чувствуют себя комфортно и уверенно. Матвей свободно переходил с английского языка на русский и обратно. Он успел много поездить и производил впечатление человека, открытого всему новому.

* * *

По дороге к дому Филипп успел немного рассказать о делах семьи. Мать Веры, родная сестра Ройтера, жила в Монако вместе со своим третьим мужем. Сама Вера не торопилась переезжать к матери в Монте-Карло, предпочитая жить со своим любимым дядей. Оксана, любовница хозяина, увлекалась живописью и часто страдала мигренями. Никто никогда не видел ее картин. Услышав это, Игорь удивленно приподнял брови.

— Она днями не выходит из мастерской, — сказал Матвей, и на его губах появилась странная улыбка. — Ее величество подвержено меланхолии.

— Ничего удивительного, — перебил его Филипп, — она рисует для себя.

— Я сомневаюсь, что ее картины вообще существуют. — Матвей покачал головой. — Скорее всего, она просиживает в мастерской, рассматривая картинки в журналах.

— Сколько ей лет? — спросил Игорь, хотя прекрасно знал ответ.

— Так, — Матвей закатил глаза, — давай посчитаем. Я участвовал в нашем дерби в третий раз…

— Ничего подобного, ты познакомился с ней на Буденновском сент-леджер, — возразил Филипп.

— А ты откуда знаешь, тебя вообще там не было!

— Ты рассказывал мне!

— Подожди, — Матвей продолжал считать, — я выступал тогда на Изи и пришел четвертым, заработал восемнадцать очков. Это был его лучший результат за карьеру.

— Короче, ей тридцать пять лет, — перебил его Филипп.

— Скоро будет тридцать шесть, — уточнил Матвей.

* * *

В саду был накрыт деревянный стол на восемь персон. Было тепло, но работники на всякий случай поставили несколько обогревателей позади стульев. Игорь с блаженством растянулся на теплой скамье возле каменной чаши с рыбками. Неожиданно для себя он испытал прилив спокойной благодати. Он закрыл глаза и впервые с момента своего приезда в «Аменцию» полностью расслабился. Природа начала оказывать на него благотворное влияние.