
Онлайн книга «За речкой шла война...»
– Поделишься своими планами через полчаса! – Никита стянул с себя брюки. …Ну, полчаса – это он переоценил свои возможности. Или, наоборот, недооценил. Уже спустя несколько минут разомлевшая Валька в чём мать родила курила, пуская в потолок изящные колечки дыма. А Никита прокручивал в голове план дальнейших действий. Нет, не в смысле постельных утех, а в смысле по службе. Значит, так! «Урал» отогнать в парк. Послать к чёрту Алсына и зампотеха. Отбиться от наседавших дружков, требовавших сегодня прощального банкета. А вот потом – утехи, утехи и утехи. – Валь! Ты как в квартиру-то попала? – Да солдатик какой-то запустил. Я дошла до калитки, женщина на улице указала твой дом. А на двери – замок. Что делать? Поставила чемодан на столик, присела на лавочку, а тут солдатик посыльный во двор забежал. Спрашивает, не жена ли я твоя? Жена, говорю, учебно-полевая, тренировочная. Солдатик хихикнул, достал из тайничка ключ, открыл. Показал, куда вещи поставить, где и что можно взять, и сразу убежал. Он за тапочками приходил. Мол, ординарцем служил у взводного. Взводный – не то Шмерт, не то Смерд. – Шмер. Миша Шмер, – посмурнел Никита. – Погиб недавно. Ты его на свадьбе брата видела, скорее всего, не запомнила. – Ой, извини, я не знала! – всплеснула руками Валька. С минуту помолчали. Однако жизнь продолжается. Как пела примадонна советской эстрады на празднике милиции в день смерти бровастого генсека: «Забудем тех, кого нет с нами, и будем думать о живых». – Ты как, Никит? – Что – как? – Угомонился или повторим? Эх, повторим! Эх, раз, еще раз, еще много-много раз! Взъерошенный Ромашкин выбрался из домика только где-то через час. Как, оказывается, мало надо для перемены настроения с минуса на плюс! Всего час назад Никиту тошнило от усатой морды комбата, от пыльного гарнизона. Он злился на всех этих жуликов-командиров вместе взятых. А сейчас уже ничто не волнует, не раздражает… Спокойствие, только спокойствие. И душевное равновесие. К черту бессмысленную службу! Машину ставить в парк и – быстро обратно в мансарду к знойной Вальке. По дороге «затариться»… Никита открыл дверцу кабины: Не спать, боец! Заводи машину! Гоним в парк! Живо! – В парк? А на станцию? – К черту! И станцию, и металл – и цветной, и черный! Если зампотеху очень нужно, пусть сам возит и вместе с Алсыном разгружает. Боец пожал плечами: хозяин – барин. …В гарнизонной лавке – шампанское и «Токай». Никита наполнил авоську тремя бутылками, кульками с конфетами и пряниками, яблоками, спелыми гранатами. Ну, до дому, до хаты! Холостяцкая берлога изменилась буквально за час – уют, однако! Присутствие женщин вообще меняет мужчин в лучшую сторону. Любая представительница слабого пола, пусть и не раскрасавица, растопит холодное сердце даже «деревянного по пояс» закоренелого службиста. Особенно если он долго воздерживался. А Никита – не службист. И Валька – раскрасавица. Эх! Когда в казарме находится сотня молодых организмов, которым некуда выплеснуть скопившуюся неуемную энергию, жди беды. Отсюда драки, «дедовщина». Лучшее средство выпустить лишний пар из личного состава – отправить на войну. Либо открыть при части публичный дом… Женщины в Педженском гарнизоне старались на ужасное лето не задерживаться. Предпочитали убыть в отпуск в центральную Россию, на Украину. Одним словом, в Европу. Зачем мучить себя и детей? Жара, зной, пыльные бури, москиты, комары «пендинка», перебои с водой… Мужья в одиночестве зверели без женской ласки. Глушили половую энергию спиртным, словно остужали генератор турбины атомной станции охладителем. Любая появившаяся посторонняя женщина притягивала временных холостяков, как сахар – муравьев. Сказать, что Никита вдруг до беспамятства влюбился в Вальку, – покривить душой. Да и такой уж раскрасавицей, если честно, её не назвать. Крупноватая, коренастая. Массивный круп и нечеткая талия. Великоватый рот, пухлые губы… Впрочем, при всем разообразии постельных утех это, скорее, плюс. Глаза, верно, хороши – хитрые и манящие. Грудь шикарная… Да что там! На безрыбье и раком щуку! А теперь ещё раз о сахаре и муравьях. Наутро в дверь мансарды постучал первый «муравей». Шкребус-Глобус. Сходу попытался прорваться вовнутрь, взглянуть, с кем это спит друг Ромашкин. Никита непреодолимой скалой встал в дверях. – Никитушка, ты чего на построение не пришел? – Шкребус-Глобус «случайно» исполнял обязанности командира роты, пока командиры думали-гадали, куда сплавить Неслышащих. – Не хотел и не пришел! Не обязан. Сам знаешь, куда уезжаю. – Ну-ну, не ерепенься. Выговор объявлю! Не забывай, твоя служебная карточка пока что в полку. Поедешь к новому месту обвешанный взысканиями. – Нет, дорогой мой друг. Ты не только не впишешь туда ничего, но ещё и снимешь те, что там записаны, если они там есть. Однако сдается мне, карточка девственно чиста – ни взысканий, не поощрений. Нехорошо как-то. Впиши-ка мне пяток благодарностей – по приказу замполита полка! – С чего вдруг?! С какой-такой радости? – А с такой, что убывающие выполнять интернациональный долг должны быть достойны звания «воин-интернационалист». А не то управление кадров округа меня завернет обратно. Вот тогда тебя, «случайно исполняющего», взгреют по полной и отправят вместо меня. – Ага! Значит нам, простым смертным, взыскания получать можно, а тебе нельзя? – А вот нельзя. – Хрен с тобой, не накажу! Но хоть в дом-то пригласи старого товарища. – Волк тамбовский тебе… Не пущу. Я занят. – Да чем ты занят? – Шкребус вытянул толстую шею, пытаясь заглянуть через плечо приятеля в комнату. – Гм! Отдыхаю! – Да уж, занятие не хуже любого другого! В этот момент к Никите сзади подскочила Валька и обняла за плечи, выглянув из-за спины. – Ух, ты! – причмокнул Шкребус. – Ба-а-аба! – Не ба-а-аба, а девушка, понял, Ребус? И не чмокай тут своими мокрыми губами. Ишь, слюну пустил! Ступай-ка… а, за шампанским! И арбуз! И фрукты!.. С десертом – приму. Шкребус рванул, как носорог, через кусты и проволочный забор. Хлипкая ограда затрещала, и он умчался сквозь образовавшийся пролом. – А он нам нужен, да? – мяукнула Валька. – Да на кой?! Но ведь всё равно не отвяжется, я-то его знаю. Так хоть десерт с него получить… – А я? Тоже десерт? – поинтересовалась Валька. Впрочем, без осуждения, даже с предвкушением. – Ты, вот что, Валюха… Ты особенно волю его рукам не давай. Дашь повод – не отлипнет. Я-то его знаю, слюнявого. …Шкребус примчался через час. С двумя арбузами под мышками. И не один, а с Власьевым и Чекушкиным. |