Книга Крадущийся тигр, затаившийся дракон. Меч судьбы, страница 11 – Джастин Хилл

– Ладно, сейчас приду, – ответил Вэй-Фан, взъерошивая волосы, чтобы выглядеть так, будто только что проснулся.

И вот он стоял в зале предков. Мать была в официальном красном халате, брови – выщипаны, волосы уложены в строгую причёску. Она потрясала книгой у него перед носом, из-под её высокого лба гневно сверкали глаза.

– Отвечай! – приказала она.

Он был в затруднении: объяснять пришлось бы слишком многое.

– Представь, что я обо всём догадалась, – продолжала мать, – и хотя бы раз в жизни скажи мне правду.

Вэй-Фан открыл было рот, но тут же захлопнул его. Уравновешенностью мать никогда не отличалась, и если он теперь не расскажет всё, как есть, та устроит сцену. А то и чего похлеще. Хотя сцену она устроит в любом случае.

– Говори! – рявкнула она.

Мать всю жизнь его баловала, холила и лелеяла. Она очень любила сына, даже слишком, по мнению некоторых, если такое вообще возможно – любить слишком сильно. Такой разозлённой он её не видел никогда.

– Ты мне ответишь или нет, что это такое?

– Книга.

– Я сама это вижу.

Книга была старой и потрёпанной. Пока мать ею размахивала, из неё выпали несколько листков. Вэй-Фан кинулся их собирать, но мать закричала:

– Брось немедленно! Скажешь ты мне наконец, что это такое?

Она шагнула к нему. Черты её лица были искажены яростью, мелкие чернёные зубки казались острыми, как иголки.

– Может быть, ты думаешь, что если тебе уже почти шестнадцать, ты волен делать всё, что заблагорассудится? – наступала она. – Так вот, ты очень ошибаешься! Ты нам лгал! Более того, ты лгал мне!

Её золотые накладки на ногтях, длинные и острые, словно когти хищной птицы, так и мелькали. Вэй-Фан понял, что она сейчас его ударит. Время словно остановилось, а потом она влепила ему пощёчину, причём совершенно не сознавая, что делает.

Удар был слабым и неумелым, разве что золотые накладки оставили на щеке красные полосы. Прежде она никогда не трогала сына даже пальцем. И когда тот упал на колени, прося прощения, она увидела его лицо, поняла, что натворила, и рухнула рядом, в ужасе зарыдав. В тот момент Вэй-Фану стало ясно: то, что объединяло его с матерью, разбилось навеки.

– Это всё он виноват, – всхлипнула мать.

– Кто?

– Сам знаешь, кто! Мастер Чжан! Хотела бы я, чтобы он никогда не рождался на свет!

Вэй-Фану было неприятно слушать такое о своём старом учителе, и он поднялся с колен.

– Мастер Чжан тут ни при чём, – мягко возразил юноша. – Так или иначе, он уже два года как умер.

– Его призрак не желает оставить тебя в покое. Я позову жрецов, чтобы они его изгнали.

Парень усмехнулся, но это ещё больше подстегнуло мать.

– Да-да! Это он сбил тебя с толку. А ведь я предупреждала твоего отца! Старик наплёл тебе кучу россказней, и вот результат: ты просто бредишь этими так называемыми боевыми искусствами. Какую карму ты этим себе заработаешь? Помяни моё слово, в итоге возродишься собакой или крысой! И твоя душа не сможет достичь Чистой Земли! – причитала мать, вцепившись себе в волосы.

* * *

Мастер Чжан держал аптеку в одном из кварталов на юге Лояна. Был он стар, морщинист, а его смуглая кожа блестела, словно начищенный медный таз. Ни жены, ни сыновей у него не было. Старый аптекарь нравился отцу Вэй-Фана, который всегда покупал лекарства только в его лавчонке. Когда мальчику исполнилось восемь, он впервые зашёл туда вместе с отцом.

Мастеру Чжану ребёнок сразу пришёлся по душе. Он радушно улыбнулся ему и жестом поманил к себе:

– Входи-входи!

Вэй-Фан был доверчивым ребёнком. Он тут же уселся рядом со стариком, взял с блюда засахаренный корень лакрицы и, жуя, стал слушать его сказку о Царе обезьян Сунь-Укуне и человеке-свинье Чжу-Бацзе, сражавшихся с демонами в Западной пустыне. Временами мастер Чжан настолько увлекался, что начинал разыгрывать поединки в лицах: подпрыгивал, рассекал воздух ребром ладони, балансировал на одной ноге, а носком другой дотрагивался до кончика своего носа. При виде этого зрелища у Вэй-Фана даже лакрица выпала изо рта.

– Ух ты! – в восторге воскликнул мальчик. – А ещё разок?

Чжан повторил, и не раз. Тогда Вэй-Фан сказал:

– Господин, не могли бы вы научить и меня?

Аптекарь покосился на отца мальчика. Тот был человеком добродушным. Удалившись от дел, он наслаждался жизнью, отдавшись своей давней страсти – изучению буддизма. Впоследствии он говорил, что не предполагал тогда, будто его сын действительно решит стать воином. Он не придал особого значения просьбе мальчика, к тому же у него уже вошло в привычку во всем потакать ребёнку: тот был единственным и горячо любимым сыном. Вэй-Фан дёргал его за рукав и прыгал перед ним до тех пор, пока отец не согласился.

* * *

Сначала Вэй-Фан ходил к мастеру Чжану ежедневно. Потом – дважды в день. Затем начал оставаться у старика по многу часов. Учился он усердно и быстро. Чжан обращался с ним не так, как родители, и мальчику это нравилось. Ни суетливого обожания матери, ни рассеянного потакания отца. Старик смотрел жёстко и внимательно, готовый в любой момент исправить положение пальцев, слегка изменить изгиб локтя или колена.

– Хорошо, – только и говорил он, когда Вэй-Фан всё делал как надо. Когда же мальчик ленился, уставал или жаловался на боль, мастер Чжан выражал досаду покачиванием головы и разочарованным взглядом.

– Нехорошо, – говорил он. – Нет, совсем нехорошо.

Сперва Вэй-Фан в таких случаях надувал губы. Но это не производило на аптекаря ни малейшего впечатления. Постепенно мальчик стал к себе таким же строгим, как и старый мастер, а порой даже строже. Результаты не заставили себя ждать: ребёнок начал стремительно взрослеть. Он становился более спокойным, собранным, откровенным и уравновешенным. За всё это Вэй-Фан был благодарен мастеру Чжану и гордился собой. Тогда как его мать изменения очень беспокоили. А поскольку она задёргала всем этим мужа, то беспокойство передалось и ему.

Вэй-Фан не знал, что делать. Возвращения домой становились всё более неприятными. Он чувствовал себя воздушным змеем: вот он летит в небесах, свободный как птица, но миг – и его дёргают за ниточку, возвращая обратно на землю, где он снова становится нелепым и неуклюжим.

За ужином он теперь старался помалкивать. Мать же всё время пыталась накормить его разными лакомствами, любимыми им в детстве:

– Скушай кунжутное печеньице! А может быть, ты попробуешь засахаренных слив?

– Мама, я уже не ребёнок, – отвечал он.

– Не смей разговаривать так со своей матерью! – одёргивал его отец, и Вэй-Фан умолкал.

Однажды утром Вэй-Фан поднялся до рассвета. Старик уже ждал его.