Книга Баба Яга пишет, страница 7 – Ирина Краева

Вот она лежит-полёживает героически и не выдаёт никому ценной информации, что я рвусь на белый свет. Врачи вскоре сами мамой заинтересовались. Все кричат, возмущаются, зовут их, а она ни гу-гу. И, когда они её наконец-то рассмотрели как следует, стали меня из мамы героически доставать.

В тот день родилось девять девчонок и мальчик. Мальчика назвали Виктором – победителем. Как девочек – не запомнила. А мне дали имя Ирина, что означает мир и покой. В общем-то, зря.

Я с детства очень хотела, чтобы началась война. Чтобы совершить подвиг.

«Страшно было на войне?» – спрашивала я мамину подружку тётю Олю Корчак, которая во время Великой Отечественной была зенитчицей. – «Очень, – отвечала она. – Однажды просыпаюсь в землянке, а на полу мыши кружком встали – свадьбу играют! Я как закричу!»

Книжки в моем шкафу, фильмы по телевизору и песни по радио были в основном про героев. «…И тридцать витязей прекрасных чредой из волн выходят ясных…» Мне очень нравился рабочий-революционер Николай Бабушкин, который прятал от полицейских свои революционные листовки в ножках стула. Высверлит дырочку – и туда листочек… Я представляла, сколько всякой мебели можно просверлить в нашем доме, чтобы спрятать что-нибудь тайное. Сердце моё замирало, когда я смотрела фильм про Николая Лазо, тоже революционера. Враги сожгли его в топке паровоза. А до этого пытали, а он представлялся сумасшедшим и якобы боли совсем не чувствовал. Если человек не чувствует боли, у него, когда ему под ногти иголкой тычут, зрачки не расширяются. Зрачки у Николая Лазо расширялись (на экране это было отчётливо видно), а он все равно делал вид, что ему ну нисколечки не больно.

И я хотела жить на благо всех людей, носить в кармане револьвер, и отдать жизнь во имя общего дела. Схватят меня враги и спросят, как зовут. А я гордо скажу: «Зоя». В честь партизанки Зои Космодемьянской. Поведут босую вешать и тут же упадут, сражённые крепостью моего русского духа.

Поэтому в куклы я не играла. Они грудой лежали в картонной коробке в шкафу. Зато у меня был арсенал оружия – всего 12 единиц: пистолеты (водяные и с огоньком на конце), два автомата и сабля.

Но что делать, если для подвига не было никаких условий? Великая Октябрьская революция и Великая Отечественная война отгремели давным-давно. Просто так найти в своём дворе какого-нибудь бандита или вора, чтобы победить в неравном бою, было сложно.

Во дворе из врагов были только пенсионеры. Вредные тётя Нина и дядя Миша. По фамилии Грязновы. Как только мы начинали бегать под их окнами и играть в прятки, они вырывались из своей квартиры с воплями. И тогда я предложила Олежке Балалаеву и Кольке Порубову вступить в общество по борьбе с пенсионерами.

На тропу войны мы встали в последний летний день перед первым классом. У каждого в кулаке было по длинному пруту. Раз – и прыгнули в неглубокие ямы под окнами, куда выходили оконца подвала. И как замолотим по подоконникам.

Со счастливыми мордами мы прыснули от окон.

– Мальчишница! – завопила тётя Нина, поджидая меня на пути домой, куда я мчалась укрыться. – Ну, погоди! Мало не покажется!

Х-ха!

О нашем нападении родителям стало известно сразу же. Но ругать меня никто не собирался. При этом уважение к старшим было превыше всего. Поэтому мама сказала: «Доченька, надо извиниться. А то нехорошо. Неприлично. Невежливо».

Но с извинениями меня не торопили. Терпеливо ждали, когда созрею. Извиняться было противно. Олежку и Кольку в свои переживания я вообще не посвящала. Им всё это было до фонаря. Высокого-высокого, с мутным светом через белые мухи. Они уже летели и сыпали.

Вскоре наш класс повели на экскурсию в бомбоубежище. Мы уши зажали, когда сирену включили, как при воздушной тревоге.

А потом за стеклом витрины я увидела прямоугольный кусок теста. И на нём расплывчатые красные пятна в стройном порядке. Тётенька экскурсовод с любовью потыкала указкой в стекло витрины и сообщила: «Это спина девочки. Посмотрите, что бывает, если гулять во время ядерного взрыва в платье в горох».

Девочка вышла погулять в платье, почти как у меня (у меня были вишенки). Был летний, солнечный день. И девочка не знала, что уже началась война. И где-то уже бабахнул взрыв. И тут же в её весёлое тело просочилась радиация. И где был чёрный горох, там у девочки заболело ужасно. И у девочки отвалилась половина спины. Неизвестно, как она дошла до дома. И где она сейчас, когда её половина спины в бомбоубежище, – неизвестно. Девочку было нестерпимо жаль. И мне дела не было, что её спина – из папье-маше… В задних рядах кого-то тихонько вырвало.

Больше я не хотела никакой войны. И подвига никакого не надо. Люди нежные, у них есть спины. И они служат для того, чтобы носить платья в горох или рубашки в полоску. А не для того, чтобы лежать в бомбоубежище. И надо, чтобы всем от тебя было только хорошо. Потому что кому грохнуть ядерным взрывом, обязательно найдётся. Не сегодня, так завтра.

Я пришла домой и сказала маме:

– Пошли извиняться.

Тётя Нина и дядя Миша вынесли мне большое блюдо зелёного винограда. Крупного, прозрачного, с кислинкой.

Когда мы приехали с мамой в дом отдыха, солнце отодвинуло штору дождя и, выкатившись в июльское небо, разулыбалось, рассмеялось, расхихикалось. Ели чирикали, берёзы свистели. Тени листьев дружно подметали дорожки.

В моих коленках защекотались пружинки и стали разгибаться сами собой. Раз-два-три! Они разогнулись, и я прыгнула.

Из высокой травы взлетали какие-то существа, разбрызгивая радость. Они падали вниз, чтобы тут же взлететь. Один из них шлёпнулся прямо передо мной.

Я прыгнула. И он. Я прыгнула. И он. Это была такая игра. Кто прыгнет выше. Это был лягушонок. Крохотный. Тёмно-зелёный с черными крапинками. На изящных, как крылышки, лапках.

И так же – играя, я хлопнула по нему что было мочи ногой. У меня были голубые сандалики с широкой подошвой.

– Ага! – закричала я, поднимая ногу с того места, где только что сиял лягушонок.

Но лягушонка больше не было. Ничего не было. Даже мокрого места.

Быть может, он тут же превратился в другого лягушонка. Или бабочку. Или кузнечика. Ведь у него так здорово получалось прыгать. Или он сразу улетел в свой лягушачий рай, где есть озеро с прозрачной коричневой водой и цветут лилии.