Онлайн книга «Крылья»
|
– Я был просто не готов к такой встрече. – И собирался позволить мне уйти, чтобы больше никогда и ничего не узнать о твоей семье? – В ту минуту да. Но потом, несомненно, пожалел бы об этом. Во мне робко шевельнулась надежда. Я пыталась контролировать свой голос, но он задрожал, как старый велосипед на разбитой дороге: – Значит ли это, что ты вернешься? – Нет. Это исключено. – Но Анна! Твоя мать! Она должна знать, что ты жив! Он внутренне напрягся, как будто мысль о том, чтобы явиться домой, вызывала в нем сильнейший протест. – Подумай сама, много ли утешения будет в том, что ее сын жив, но ничего не знает о ней? То, что сейчас связывает меня с ней, биологическая оболочка. Я не помню ничего из того, что обычно объединяет мать и сына или вообще близких людей. Нет ни любви, ни общих воспоминаний, никакого внутреннего трепета – ничего. Никакого остова, на который можно было бы нарастить ее уверенность в том, что ее сын действительно жив. Ты понимаешь? Он сосредоточенно посмотрел на меня, как будто говорил на чужом ему языке и не был уверен, что смысл его слов доходит до меня. Мое ошарашенное лицо, должно быть, намекало именно на непонимание, хотя на самом деле я поразилась тому, насколько точно и ясно он выражает свои чувства. Нет, это невозможно! Я верю, что за год можно научиться драться, пристойно одеваться и даже оказывать первую помощь шагающим под колеса психопаткам, но разве возможно научиться так излагать свои мысли? – Я понимаю тебя, – закивала я. – Ты хочешь знать, будет ли ей достаточно внешней оболочки, чтобы признать в тебе сына? Потому что внутри ты теперь… совсем другой. – Можно и так сказать. – Конечно, этого будет достаточно! И она приложит все усилия, чтобы помочь тебе все вспомнить! Как и я. – Помочь вспомнить? О нет, спасибо. В этом нет необходимости. Я запнулась. – То есть… подожди. Ты не хочешь ничего вспоминать? Ничего не хочешь знать обо всех тех людях, которые любили тебя, и поддерживали, и… – Именно. – Но… – Послушай, – он снова уставился на меня, – кажется, я должен пояснить. Мне жаль, что вы потеряли Феликса, или как там его звали. Мне жаль эту женщину, его мать, и все такое, но я – уже не он. Возможно, большинство потерявших память находятся в полнейшей дезориентации по поводу того, кто они есть. Но что касается меня, – я после этой… амнезии в полной мере ощущаю свое эго, в полной мере осознаю, что нынешний я – уже другая, совсем другая личность. И мне нет дела до моей прошлой жизни, до жизни того человека, Феликса. Мне нет дела до него и проблем, которые он после себя оставил. Я съежилась в комок. Меня снова накрыло ощущение, что это двойник Феликса, который выглядит как он, имеет тот же тембр голоса и цвет глаз, но на самом деле это кто-то другой. И этот кто-то сейчас не в самом радужном настроении. – Если ты не собираешься возвращаться, то зачем ты вообще позвал меня сюда? Зачем все это? – Решил, что ты заслуживаешь знать немного больше, чем все остальные. – Мне нужно выпить, – прошептала я. – Что-то в горле пересохло. – Например? – беззаботно спросил Феликс, словно секунду назад мы обсуждали погоду или ранний прилет скворцов. – Виски, – ледяным голосом сказала я. – Виски, – повторил он подошедшей официантке. И тут же добавил, кивнув в мою сторону: – И сок ребенку. Официантка достала блокнотик и улыбнулась Феликсу самой игривой улыбкой из своего арсенала. * * * – Ребенок? – раздраженно прошипела я, как только официантка, виляя бедрами (юбка явно была ей мала), отошла от стола. – Где ты видишь тут ребенка? – А сколько тебе? Пятнадцать? Шестнадцать? По-видимому, мое искусство выглядеть презентабельно, взросло и по-деловому не действовало на Феликса. Он вообще не воспринимал меня всерьез! – Не намного меньше, чем тебе! – Да ну? – удивился Феликс. Похоже, он ждал пояснений. – Мне семнадцать. А тебе всего-то двадцать два. – Серьезно? Я был уверен, что мне… несколько больше, – задумчиво сказал он. – Чего еще я о себе не знаю? И тут меня осенило. Ведь он ничего не знает не только обо мне, но и о себе! Интерес в его глазах заставил меня встрепенуться. Он ничего о себе не знает! Я лихорадочно соображала, какую из всего этого можно извлечь пользу. – Слушай, – быстро заговорила я, оглядываясь по сторонам (наверно так выглядит дилер, толкающий экстази на дискотеках). – Я могу рассказать все, что знаю о тебе, все! В обмен на пустяк: ты приедешь к Анне, чтобы она просто смогла обнять тебя и наконец избавиться от своих кошмаров. Мы живем в Симферополе, это не займет много твоего времени, а потом езжай на все четыре стороны. Она отпустит тебя! Ей будет достаточно того, что ты жив и начал новую жизнь, и… – Я сомневаюсь, – резко ответил Феликс (как будто у него своего экстази было валом). – В ч-чем именно? В том, что она захочет отпустить тебя? Конечно, ей будет тяжело, но… – Я сомневаюсь в том, что ты сможешь предоставить мне сколько-нибудь актуальную информацию обо мне самом. – Феликс! Я прожила с тобой под одной крышей несколько лет! А после того как ты уехал, я кучу времени провожу рядом с твоей матерью! Я знаю о тебе ВСЕ! Он какое-то время очень странно смотрел на меня: на его лице было написано сожаление с примесью насмешки, – и наконец выдал: – Хорошо. По рукам. Неужели мои догадки оказались верны и я нащупала те тайные рычаги, которые наконец заставят его поехать к матери? Я еле сдерживала щенячий восторг, который, впрочем, тут же сменился сильными подозрениями. – Ты обещаешь? Если я расскажу тебе все о Феликсе, ты… – Зачем же все. Мне достаточно лишь некоторых сведений. – Все что угодно! Что ты хочешь знать? Феликс придвинулся поближе, положил локти на стол, нервно прошелся пальцами по волосам. Его лицо превратилось в неподвижную маску, черты стали до неузнаваемости жесткими. Я смогла различить свое отражение в его зрачках – он смотрел на меня в упор, не моргая: – Расскажи мне, как долго я сидел на героине, прежде чем дело закончилось передозировкой и клинической смертью, расскажи, как быстро я сообразил, что мертвые куда охотней расстаются со своими кошельками, чем живые. Да, все эти месяцы, пока меня не было, я грабил, а если мешали грабить – убивал. Ты наверно в курсе, что в столице полно непуганых богатеек? А грязную выручку спускал на наркотики. Но, может быть, ты знаешь обо мне еще что-нибудь существенное? Сказанное оглушило меня, как удар топора. Я ощутила всеми позвонками, что это – не выдумки. Подкатила тошнота и ощущение полной дезориентации, словно меня только что сняли с карусели, на которой я провела много часов. |