
Онлайн книга «Привет, Джули!»
Я пошел домой и попытался обо всем забыть, но меня не оставляла мысль: «А не должен ли я был влезть к ней на дерево? Принесло бы это какую-то пользу?» Я собирался позвонить Джули и сказать, как мне жаль, но так и не сделал этого. Это было бы слишком, ну, я не знаю, странно. На следующее утро Джули не пришла на автобусную остановку, и на обратном пути из школы я ее тоже не видел. А потом вечером, прямо перед ужином, дедушка позвал меня в гостиную. Не сам позвал. Нет. Он попросил маму сделать это. — Я не знаю, в чем дело, милый, — сказала она. — Может, он просто хочет получше узнать тебя? Здорово. Этот человек жил здесь уже полтора года, но именно сегодня решил узнать меня получше. Но ведь я не мог отказать ему. Мой дедушка довольно крупный мужчина с мясистым носом и зализанными назад волосами. Он носит спортивный костюм, и я никогда не видел на нем щетины — он бреется трижды в день. Это его главное занятие днем. Руки у него тоже мясистые. Это особенно заметно, если посмотреть на его обручальное кольцо. Он никогда его не снимает, и хотя мама говорит, что так и должно быть, я думаю, чтобы его снять, дедушке пришлось бы отрезать палец. Когда я подошел к нему, эти большие руки, сложенные вместе, покоились на газете у него на коленях. Я сказал: — Дедушка, ты хотел меня видеть? — Садись, сынок. Сынок. Все это время он не хотел знать меня, а теперь «сынок»? Я сел в кресло напротив него и стал ждать. — Расскажи о твоей подруге, Джули Бейкер. — Джули? Она не совсем моя подруга!.. — Почему? — спросил дедушка очень спокойно, словно знал ответ. Я начал объяснять, но потом задумался и спросил: — А почему ты спрашиваешь? Он развернул передо мной газету, и я только сейчас понял, что вся первая полоса посвящена Джули Бейкер. Там была огромная фотография: она сидела на дереве, окруженном пожарными и полицейскими, и еще несколько маленьких фотографий, разглядеть которые я не мог. — Можно я посмотрю? Дедушка поднял газету так, чтобы я смог разглядеть статью. — Почему она не твоя подруга, Брайс? — Потому что она... — Я потряс головой и сказал: — Просто ты не знаешь Джули. — Я бы хотел узнать. — Почему? — Потому что она очень сильная личность. Почему бы тебе как-нибудь не пригласить ее? — Сильная личность? Дедушка, ты не понимаешь. От нее одна головная боль. Она всезнайка, выпендрежница, да еще и жуткая прилипала! — Так, значит? — Именно! Именно так! Она преследует меня со второго класса! Дедушка нахмурился, посмотрел в окно и сказал: — Они живут здесь так давно? — У меня такое чувство, что они все родились здесь! Он нахмурился еще больше, снова перевел взгляд на меня и произнес: — Знаешь, не всем так повезло с соседками. — Тогда они счастливые люди! Дедушка долго и пристально изучал меня. Я спросил: — Что? Но он не ответил. Просто продолжал рассматривать меня, но я больше не мог этого выносить — я отвел взгляд. Я понимал, что это мой первый настоящий разговор с дедушкой. Его первая попытка заговорить со мной. Но интересен ли я ему? Нет! Он хочет знать о Джули! Просто встать и уйти я не мог, но мне жутко хотелось поступить именно так. Но я почему-то знал, что если сделаю это, он больше никогда не заговорит со мной. Даже соль не попросит передать. Так что я сидел словно на допросе с пристрастием. Он злится на меня? Но за что? Я ведь не сделал ничего плохого! Когда я снова посмотрел на дедушку, он протягивал мне газету. — Прочти это, — сказал он. — И отбрось все предубеждения. Я взял газету, а дедушка снова уставился в окно. Я понял, что должен уйти. Я жутко злился, поднимаясь к себе в комнату. Хлопнул дверью, плюхнулся на кровать и бросил газету в ящик стола. Будто мне нужно знать о Джули Бейкер что-то еще! За ужином мама спросила меня, почему я такой нервный, и постоянно поглядывала на дедушку. Соль и этот вечер дедушке не понадобилась, и это хорошо, потому что я мог ненароком просыпать все на него. Сестра и папа, как всегда, были заняты. Линетта выбирала изюм из морковного салата, а потом долго стаскивала кожу с куриных крылышек. Папа тем временем завел тоскливый разговор о политике и управлении. Его никто не слушал, и на этот раз мама даже не притворялась, что слушает. И она впервые не пыталась убедить Линетту, что блюдо гораздо вкуснее, если ничего из него не выковыривать. Мама не сводила глаз с меня и дедушки, стараясь понять, что между нами произошло. Не то чтобы на меня это сильно подействовало. Да и в конце концов, что я ему такого сделал? Ничего. Абсолютно. Но он, похоже, так не считал. Поэтому я старался почти весь ужин на него не смотреть. А потом я решился. Он все так же изучал меня. Но взгляд был не злой или серьезный, а мягкий. Какой-то отеческий. Меня это жутко удивило. Да что с ним такое? Больше я на него не смотрел. И на маму тоже. Я просто уткнулся в свою тарелку и притворился, что слушаю отца. При первой же возможности я извинился и ушел в свою комнату. Я собирался позвонить моему другу Гэррету, как делал всегда, когда меня что-то беспокоило. И даже набрал номер. А потом просто повесил трубку. А когда позже ко мне зашла мама, я притворился, что сплю. В жизни так не делал. Но все было так странно. Мне просто нужно было побыть одному. На следующее утро Джули снова не появилась на остановке. И в пятницу тоже. В школу она ходила, но заметить это было сложно: ее надо было искать специально. Она больше не тянула руку на уроках и не махала учителям в коридорах, чтобы они заметили ее в толпе. Она даже не делала замечаний ученикам, у которых на губе были усы от молока. Она просто сидела. Тихо. Я говорил себе, что должен радоваться этому, ведь ее словно и вовсе не было, а разве не об этом я мечтал все эти годы? Но, несмотря на это, мне было плохо. Из-за ее дерева, из-за того, что она пошла обедать в библиотеку в одиночестве, из-за того, как покраснели ее глаза. Я хотел сказать Джули, как мне жаль ее платан, но слова так и не сорвались с моих губ. К середине следующей недели они закончили спиливать дерево. Они даже выкорчевали пень. Джули по-прежнему не показывалась на автобусной остановке, и в конце недели я узнал от Гэррета, что она ездит на велосипеде. Он сказал, что видел ее пару раз на дороге на этой ржавой развалюхе. Я надеялся, что она придет в себя. Путь до средней школы был не близкий, и как только она перестанет переживать из-за дерева, то снова станет ездить на автобусе. И я как-то даже поймал себя на |