Онлайн книга «Завтра война»
|
– Не сметь! – отчаянно крикнула Полина, тоже покидая свое кресло со стремительностью пантеры. Эстерсон, сразу же позабыв о том, что ему лучше бы помалкивать, заорал на чистейшем шведском: – Да вы с ума сошли, Вариз! Это всего лишь сирх! Не обратив внимания на вопль Эстерсона, Вариз, не спуская глаз с сирха, спросил у Полины: – Вы… общаетесь с аборигенами? – Редко. Но иногда они все-таки приходят ко мне в гости. Немедленно уберите пистолет. Иначе я доложу о вашем поведении в консульство – и вашу бандитскую базу уберут с планеты за двадцать четыре часа! Вариз перевел полубезумный взгляд на Полину. – Что ж, законы гостеприимства священны, – прошипел он, нехотя отводя пистолет в сторону. – А насчет «бандитской базы»… не советую… Честное слово, госпожа Пушкина, лучше бы вам заниматься своей биологией. Тем временем сирх, из-за которого разгорелся весь сыр-бор, и ухом не повел. Он присел перед самым большим капустным кочаном, оторвал от него огромный лист и, тихонько курлыкая себе под нос что-то умиротворенное, принялся жевать. – Так вы… кормите его… капустой?! – Смуглое лицо капитана пошло серыми пятнами. – Я ему не нянька, а он – не мое домашнее животное. Что хочет – пусть то и ест, мне не жалко. В заключение их беседы капитана Вариза Мир-Мирое вытошнило капустным салатом. И неудивительно: ведь к этой капусте, возможно, прикасалось нечистое животное! – У нас сегодня большой приемный день, – устало улыбнувшись, сказала Полина, когда взбешенный пехлеван убрался восвояси. – Давайте, Роланд, зайдем в дом за приставкой к моему переводчику и я познакомлю вас с Качхидом. – Что-то знакомое… А, вспомнил! Это любимое имя сирхов. Что-то вроде «любитель качи», да? – Вы не поэтичны. Не «любитель», а «влюбленный в качу». – Однако ваш друг не блещет оригинальностью. – В именах сирхов царит анархия. Вообще-то его зовут Тан У Боцу-Боцу. Но это имя – парадное. Сирхи обычно такие имена не используют. Да и передают их, как правило, не акустической речью, а цветовым переливом шерсти на лице. Для повседневной жизни взрослый сирх выбирает себе нечто вроде прозвища, на которое он охотно отзывается. – Но если они почти все влюблены в качу, как же они различают друг друга по прозвищам? – Да никак. В письменной записи они, конечно, рисуют имя полностью, логограммами. Нарисуют «Качхид Тан У Боцу-Боцу» – и все будет ясно. А так, в жизни, они идентифицируют друг друга по запаху, по ушам, по множеству других признаков, которые мы с вами даже не заметим. – А этого Качхида вы давно знаете? – Уже пятый год. Когда-то он жил в лесу недалеко от станции. Раньше мы с ним частенько виделись, гуляли вместе по берегу, собирали качу. Но за последний год я видела его только один раз. Кажется, в феврале. – А что он делает в лесу? Сирхи ведь, кажется, раса оседлая? И живет компактными поселениями? – Верно. Но мой Качхид – отшельник. Между прочим, он поэт и философ. Уважаемая персона среди соплеменников. Как он выражается, «его судьба – поиски Скрытой Качи». – Да он интеллектуал! – Вот именно. А эти самовлюбленные кретины из Клона считают, что сирхи лишены разума! Разговор происходил в доме. Полина металась из комнаты в комнату, пытаясь найти самодельную цветоэмулирующую приставку к ее переводчику (довольно старой модели, Эстерсон такой никогда не видел). У самого-то конструктора такая приставка была – без нее разговор с сирхом за пределами «моя-твоя-не-понимай» был невозможен, ведь основной смысл сирхи передавали и воспринимали не акустически, а визуально. – Кстати, Полина, насчет этого клонского долдона. Вы ему правду сказали насчет модулей на дне океана? И насчет того, что на станции нет ни скафа, ни подлодки? Полина, которая копалась в бездонном ящике письменного стола, отвлеклась и озорно посмотрела на Эстерсона. – Все модули, конечно же, были эвакуированы – они больших денег стоят. Поэтому я понятия не имею, что нашел металлоискатель клонов. Но если их бредовая фантазия вдруг окажется явью – я буду только рада. Пусть автоматический разведчик чоругов проникнет на клонскую базу и взорвет там все к чертовой матери! – Вряд ли это чоруги… – пробормотал конструктор, вспоминая о затонувшем «Дюрандале». – Все-таки как насчет скафа? Вы не ответили. – Ага, вот она! – воскликнула Полина, извлекая наконец приставку из-под груды хлама. – Идемте, Роланд. Потом поговорим. Они застали Качхида продолжающим поиски Скрытой Качи в капусте. Сирх сидел, подобрав к груди согнутые задние лапы и оперевшись на свой роскошный хвост. Он держал капустный лист двумя руками и, откусывая от него крошечные кусочки, жевал с видом отрешенным и задумчивым. Глаза его были прикрыты, по шерсти на лице перетекали плавные волны яично-желтого цвета. Неожиданно автоматические переводчики Полины и Эстерсона, только что настроенные биологом на диалект местных сирхов, забормотали: – Хорошо… Очень хорошо… Хорошо… Очень хорошо… Эстерсон вздрогнул от неожиданности. Ведь сирх пока что не проронил ни звука! Но конструктор тут же сообразил, что сканеры переводчиков прочитали визуальное сообщение, безадресно посылаемое в окружающую среду изменчивой шерстью сирха. Поэт и философ повернулся к ним и, не открывая глаз, сказал: – У него есть стрелялка. Если он будет стрелять, я обижусь. – Злой бесцветик ушел, – сказала Полина. – Он не будет стрелять в тебя, терпеливый Качхид. – Злой бесцветик ушел, – согласился сирх. – Но стрелялка у него тоже. Качхид указал рукой на Эстерсона. Глаза его были по-прежнему закрыты (или так казалось?). «Обоняние такое хорошее? Или слух?» – подумал конструктор. – Так-так, – грозно сказала Полина, обращаясь к Эстерсону. – Вы, оказывается, знакомы? – Первый раз в жизни его вижу! За все время на Фелиции я встречал одного сирха. Но он упал с дерева, получил смертельное ранение и умер у меня на глазах! – Отчего же он получил смертельное ранение, а? – Полина, казалось, готова задушить Эстерсона своими руками. – Вы в него стреляли? Признавайтесь! – Стрелял. – Эстерсон вздохнул. – Но – вслепую. Я не знал, что за мной следит абориген. Думал, это какое-то опасное животное или, хуже того, следопыт-землянин. К тому же я не попал ни разу. Клянусь! – Вы оба мелете чепуху, – встрял Качхид, нехотя разлепляя розовые веки. – Ты, Полина, зря говоришь, что мы знакомы. Я не знаю, как зовут этого бесцветика. И ты, незнакомый бесцветик, тоже зря говоришь. Я не умер. Я полежал, поспал без сновидений, потом встал и пошел. В одном ты прав: я сам упал и напоролся боком на противную палку. Вот след. |