Книга Завтра война, страница 43 – Александр Зорич

Этим колесом клоны могли ходить по десять минут кряду. И даже лица у них почти не краснели, как у профессиональных акробатов. За это мы прозвали их «пропеллерами».

А еще – «встаньками».

«Встань на путь солнца!» – говорили клоны вместо нашего «здрасьте».

«Не сворачивай!» – говорили они вместо нашего «до свидания», имея в виду тот самый «путь солнца».

Мы, конечно, знали из курса сравнительного обществоведения, что народ Клона уверен: праведной, святой стороной света является сторона южная. Та самая, которую предпочитает само солнце во время движения по небосводу.

А северная сторона – это сторона дэвов, вроде как чертей по-нашему. Потому-то и желают они друг другу вместо нашего «здоровья» с чертями ничего общего не иметь.

По мере знакомства с нами кое-кто из «встанек» освоил и нормальное обращение. Но пользовались они им только при встрече с землянами. А между собой – все у них осталось по-прежнему. Наверное, это и называется традицией.

Нужно сказать, особой душевной симпатии клоны у нашего брата-кадета не вызывали. Интерес – да. А симпатии не было.

Дружить они с нами не хотели, держались всегда своей группкой, особняком. Даже когда ходили в стриптиз-бар, в поселок Медвежий (правда, такие выезды у них случались не чаще раза в полгода), одевались в форму.

Серьезные были – до патологии.

Ни один даже самый свежий, самый улетный анекдот рассмешить клонов был не способен. Правда, со временем они присобачились улыбаться, когда понимали, что собеседник острит. Но с такими подходами, конечно, среди наших становилось все меньше охотников шутить с ними шуточки.

Вот что они делали с удовольствием, так это учились. То есть мы тоже вроде лодырями не были. Коля Самохвальский так вообще был гений. Не «из удобрений», а настоящий Гений Учебы. Да-да, так – все с большой буквы!

Но и у Самохвальского были любимые предметы и нелюбимые, даром что и за те, и за другие он получал обычно высшие баллы.

А у клонов любимыми предметами были все. Включая курс «Обмундирование, снабжение и комплектация», где нам на протяжении семестра рассказывали, как по маркировке контейнера определить, что в нем – бутерброды с колбаской или гаечные ключи.

Клоны зубрили все без разбору.

С одинаковым энтузиазмом.

С неугасающим рвением.

На предложение прогуляться по летнему саду в свободное время реагировали однообразно: «Родина послала меня учиться, а не развлекаться». Или: «У меня нет морального права отдыхать, когда моя Родина работает». Может быть, учителя-заотары из высшей касты требовали от них такого поведения? Не знаю.

Но самым ужасным было даже не это. А их девушки. Не сами девушки, а, так сказать, сопутствующие им обстоятельства.

За девушками клонов ухаживать категорически не получалось. Попробуй поухаживай, когда они везде ходят табунами по пять-шесть человек! А ведь хотелось. Хотелось, черт возьми, за этими девушками поухаживать!

Я поначалу, когда только увидел новеньких «техничек», просто онемел от избытка впечатлений.

Не то чтобы наши представительницы лучшей половины были какие уродины. Просто девушки клонов были… были… они были непознаваемые!

И внешне, и внутренне.

Черноволосые, с широкими бровями и точеными скулами, высокие, подвижные и воздушно-худые. Двигались они легко и очень плавно, словно бы проскальзывали по воздуху.

А вот глаза у них были грустные. Иногда словно даже укоряющие.

Говорили «встаньки» мало, все больше слушали. Но когда все-таки говорили, в их словах чувствовались сила и какой-то совершенно неземной, не наш жизненный опыт.

Честно говоря, глядя на этих девушек, мне совершенно не верилось, что конкордианская раса способна к обычному человеческому размножению. И что сексом, в теории, клоны занимаются так же, как и мы (по крайней мере в рамках анатомических аналогий).

Но как это им удается, если их девушки не терпят даже случайных прикосновений?

Когда танцевать они не идут ни за какие коврижки, а на комплименты не реагируют?

Может быть, это конкретно мы им не нравимся, а промеж себя они там очень даже дружат, оборотившись лицом в южном направлении?

Все это было таинственно. А что мы, мужчины, любим в женщинах?

Правильно: тайну.

В общем, меня всегда тянуло узнать клонов поближе.

А теперь легко представить, что я подумал, когда нам с Самохвальским торжественно объявили, что мы, в числе прочих героев операции по искоренению джипсов, приглашены на планету Ардвисура. В специальный санаторий для военнослужащих Конкордии под названием «Чахра». И что мы пробудем там, на берегу теплого моря, целую райскую неделю – среди молчаливых черноволосых женщин с грустными глазами.

Я подумал: «Мне снится это. Так не бывает».

И еще: «Неужели я наконец отосплюсь?»

Роскошь. Найдется, интересно, такой курсант в Северной Военно-Космической Академии, который не знает, что это слово значит? Не думаю.

Правда, каждый по-своему понимает, что такое эта «роскошь».

Вот Фрол Кожемякин – тот уверен, что роскошь – это иметь табун лошадей, сто гектаров «чернозема плюс плюс» и двух жен, дородных таких бабищ в красных сарафанах с золотой оторочкой. Да еще и пяток детей, чтоб не скучно было.

Колька Самохвальский, образованный человек, считает, что роскошь – это как на вилле у советника по вопросам культуры Российской Директории, что на берегу озера Селигер.

На той вилле – косули ручные расхаживают, кедры высокими ветвями шумят. А внутри – зимний сад с поющими вольтурнианскими орхидеями, колибри мило так суетятся. Картины, конечно же, на стенах. И не стерео-Джоконды всякие плебейские, а настоящие бесценные Врубели, Ренуары и Рогиры ван дер Вейдены. А мебель вся на силовых подушках, болтается над ореховым паркетом, только свистни ближайшему креслу – а оно уже тут как тут. За всем этим присматривает прислуга – настоящая, а не роботы всякие недоделанные, с живыми интеллигентными лицами. «Чего изволите-с, товарищ?»

Володя Гуркин, известный пошляк, представлял себе роскошь по-своему, по-пошлому: сидишь ты в Столице, в люксе гостиницы «Эксцельсиор» на кожаном диване, с бокалом «Алазани», а вокруг певички задами крутят, актриски фигуристые – и все в купальниках, а лучше даже без них…

Я, как уже говорил, роскошь видел в том, чтобы отоспаться.

И вот – «Чахра».

Гигантская здравница на берегу теплого моря, с тем же самым названием – Чахра (я потом заметил, что в Конкордии все обожают использовать по несколько раз одни и те же имена и что вообще с фантазией у них плохо.).

Вода в море – двадцать девять по Цельсию. Температура воздуха – такая же.