Книга Завтра война, страница 70 – Александр Зорич

А теперь подумаем.

Даже в моей, кадетской, летной карточке числилось восемьдесят семь вполне успешных приземлений и стыковок. И потому значки вроде «100 мягких посадок» меня совсем не удивили.

А вот полноценный боевой вылет был один.

Если считать вместе с патрулированием в районе Наотара – пять.

Боевых вылетов было пять и больше не предвиделось.

А у меня под ногами лежала россыпь «полтинников» и «соток»…

Кому и за какие заслуги будем их раздавать, дорогие товарищи?

Вопросом о «сотках» я поделился с ефрейтором Попелем, который раскладывал по коробочкам красивых «Комендоров-снайперов» – золотые (ну, золотистые) медали, на которых в геральдическом перекрестье прицела разламывался надвое геральдический же линкор.

Попель театрально покосился на двух осназовцев, которые с карабинами наперевес прогуливались вокруг нашей сортировочной площадки. Вздохнул. И нехотя процедил:

– Это все знают, Саша.

– А я вот не знаю, Боря.

(Терпеть не могу фамильярности! Я с Попелем на брудершафт не пил, между прочим.)

– Ты слыхал, что зеленые какую-то планету у Клона оттяпали?

– Я не только слыхал, я там бывал.

– Да ты что?! – Глаза Попеля округлились в геральдические прицелы. – Так правда, что месяц назад заваруха была?

– Правда. Очень зловредные зеленые попались, – заверил я. – Но планету мы им не отдали.

– Ну тогда точно война будет. Большая война.

– С кем?

– Ясное дело с кем: с этими зелеными.

В родную Академию я вернулся оглушенный милитарным бедламом Колчака и обогащенный новыми прогнозами будущего от ефрейтора Попеля. В кармане у меня лежала благодарность командира интендантского взвода и искореженный танковыми траками значок «Десять боевых вылетов» (взял на память из металлолома, подлежащего списанию).

Петр Конрадович Грюневальд вывел в моей зачетке каллиграфическое «Удовлетворительно», на чем сессия для меня благополучно завершилась.

Это событие мы отметили грандиозной попойкой. По иронии судьбы в тот же день на Аллее Героев появилась доска с фамилиями ребят, которые на нашу попойку не попали.

Это был прекрасный повод поупражняться в черном юморе. Но все мы этим поводом отчего-то пренебрегли.

А еще через два дня нам выправили законный месячный отпуск и Академия опустела. Одним из первых на большую землю урвал Коля. Он горячо зазывал меня в гости, но я был непреклонен: нет, спасибо, нет, в другой раз, спасибо, очень тронут, нет, не могу, нет, нет, нет.

Коля обиделся. В самом деле: на борту «Трех Святителей» я клятвенно обещал ему, что, если только нам суждено живыми вернуться из системы Дромадера, мы вместе облетим Европу на летающей даче его родителей, потанцуем девчонок и поедим водки. Увы, «Чахра» радикально изменила мои виды на будущее.

Мне нужна была Исса, а не летающая дача Колиных родителей.

«Обиделся – и черт с ним», – с такими мыслями я переступил порог кабинета Федюнина.

Чтобы мы с Иссой сделались женихом и невестой, требовалось всего лишь (оцените мою иронию) подать документы в конкордианский Комитет по Делам Личности. Но ситуация осложнялась тем, что жених (то есть я) был гражданином Объединенных Наций да вдобавок еще и военнослужащим.

Я был обязан получить письменное разрешение командира факультета Федюнина. Завизировать его у начальника Академии Туровского. Затем собрать массу справок и выписок в нашей канцелярии. А потом уже двигать пакет документов через Министерство Внешних Сношений дальше, в Конкордию.

После этого Комитет по Делам Личности, получив второй пакет документов от Иссы, заводил на нас папочку. Может, электронную, а может, и обычную, на липучках. Объявлял нас женихом и невестой и назначал испытательный срок в полтора года.

Но даже положительное решение конкордианских бюрократов немного бы для меня значило без возможности видеть Иссу и держать ее руки в своих ладонях.

Конечно, любовь через световые года – дьявольски романтичная штука. Но если читатели амурного трэша потребляют романтику пипеткой и чайной ложечкой, то пилоты истребительной авиации ежедневно жрут ее из корыта – черпаком и совковой лопатой. А потому, проносясь на раскаленном истребителе над ледяными горами Заполярья, вываливаясь в полуобмороке из кабины «Горыныча» в объятия флотских врачей, пилотам хочется грубого ржаного хлеба.

«Вот так: жевать ржаной хлеб с вареньем, за одним столом с Иссой. И танцевать с ней под заторможенную музыку. И заторможенно прикасаться губами к ее губам. А посылать воздушные поцелуйчики далекой звездочке, возле которой кружится планета, где тоскует в одиночестве любимая, – это удел мужественных хлюпиков из эпоса Колонизации», – подобные мысли казались мне крутыми и циничными. Можете смеяться над наивным Ромео, но о том, чтобы «сделать это с ней по-взрослому» я вообще не думал.

Итак, при первой же возможности я хотел всеми правдами и неправдами добиться внеочередного отпуска. И полететь прямиком на Вэртрагну, в гости к Иссе.

Но для такого дальнего путешествия требовались деньги. Которые еще предстояло заработать. И в этом тоже мне мог помочь Федюнин и никто другой.

– Что ж, ничего не имею против, – сказал каперанг. – Ты парень боевитый, герой Наотара и так далее. Подпишу тебе любую характеристику – только сочинять ее сам будешь, у меня с краснобайством туго. А уж работы на Новой Земле хоть отбавляй. И на морском терминале, и здесь, в Академии, и, конечно, в космопорту. Самая простая работа у нас, но платят больше всего в Колчаке. Там крупная модернизация началась, каждый работник на вес золота. Сам понимаешь: гражданских со стороны привлекать нельзя, а стройбатальонов на всех не напасешься.

– Спасибо, товарищ каперанг. Хочу в космопорт.

– Ну и чудно. Пойдешь прямиком к суперинтенданту Колчака, он с тобой разовый контракт оформит.

– Хорошо, товарищ каперанг. А мое заявление, насчет невесты?

– Ах да, заявление… – Федюнин поглядел в окно. – Скажи, Пушкин, а откуда такая странная идея? Жениться на офицере Конкордии?

Ну началось! То, чего я больше всего боялся!

Я с трудом выдавил:

– У нас любовь.

– За пять дней? Или сколько вы там на курорте вместе крутились?

– Так точно. Но у нас все очень серьезно, товарищ каперанг.

– Серьезно или не серьезно, Пушкин, – Федюнин хлопнул ладонью по столу, – но дать разрешения я тебе не могу.

– Но почему, товарищ каперанг?!

– Я твой командир. А ты – подчиненный. Отчитываться перед тобой я не обязан. Более того: ты не имеешь права требовать от меня отчета в моих решениях.