Книга Песочные часы, страница 62 – Майра МакЭнтайр

Калеб не принял бы моего отказа.

Он подошел к кровати, в которой, свернувшись клубочком, в обнимку с подушкой Майкла лежала я и вдыхала любимый запах. Калеб протянул ко мне руку и дотронулся до меня, но остановился, заметив, как я вздрогнула. Мне не удалось сдержаться. Последний раз меня в этой комнате трогал Майкл.

Калеб плюхнулся на стул.

— Ты же должен быть с отцом. — Мой голос все еще звучал сипло из-за вчерашнего дыма и сдерживаемых слез.

— Нет, я должен быть с тобой. И папа с этим согласен.

Возразить мне было нечего. На остроты у меня все равно не было сил.

— Эм. — Калеб помассировал себе шею.

Я осознавала, что он чувствует весь тот ужас, который испытывала я. Я хотела было сказать ему, что формула лекарства в кармане куртки, но поняла, что в этом нет необходимости, раз уж вернулся его отец.

Лайем был жив.

А Майкл — мертв.

Меня захлестнула боль, а Калеб наклонился ко мне и протянул руку:

— Это надо остановить. Иди сюда.

— Зачем?

— Просто… просто подойди.

Я села на край кровати, готовясь к долгому спору, тело напряглось, все мышцы болели. Калеб взял меня за руку и попытался пересадить к себе на колени, чем застал меня врасплох.

— Что ты делаешь?

Неужели он ко мне клинья подбивает? У меня чуть истерический смешок из горла не вырвался. Все, что произошло за последние несколько часов, казалось каким-то диким сюром.

— Не то, о чем ты подумала. — Калеб сдвинул меня на край коленей — так, что я его едва касалась. Он наклонился ко мне и сказал: — Посмотри на меня. Эмерсон, смотри мне в глаза.

Я сдалась.

И как только я это сделала, боль, как физическая, так и душевная, начала растворяться как в вакууме. В ушах звенело, и я ничего не видела, кроме насыщенного синего цвета глаз Калеба. Я неосознанно подалась к нему, прижалась лицом, мы дышали одним воздухом.

Мне стало легче, дышать было уже не так больно. Я приняла помощь Калеба, но вдруг до меня дошло, что именно происходит. И я тут же соскочила с его коленей, упав на пол, и конвульсивно сжалась. В комнате стало очень тихо.

— Что это было? — спросила я, хватая ртом воздух.

Во взгляде Калеба сквозила обреченность, голос был слаб, как будто он испытывал физическую боль.

— Я пытался тебе помочь. Взять часть твоих эмоций.

— И давно ты умеешь это делать?

Калеб покачал головой:

— Сколько себя помню. Хотя не всегда срабатывает. Например, маме помочь не удалось. Но тебе я смогу.

Я хотела прижаться к нему, найти утешение в его объятиях. Калеб готов был в лепешку расшибиться, чтобы дать то, что мне было необходимо. Я в этом нисколько не сомневалась. Мне достаточно было только попросить.

Исчезнувшая некоторое время назад боль снова появилась в груди и подобралось к горлу.

— Я не могу позволить тебе забирать мою боль, тебе и своей более чем достаточно. Вы ругались, как братья. Я понимаю, что вы и любили друг друга, как братья.

Калеб встал, и меня снова поразило, насколько он все же громадный.

— Я знаю, что ты это сделала — хотя бы отчасти — ради меня. Чтобы избавить меня от тех страданий, через которые прошла сама, потеряв родителей. А теперь тебе стало еще хуже, чем раньше. Я это знаю, потому что не могу фильтровать твои чувства, даже если захочу.

Я прикусила нижнюю губу — я не хотела расплакаться. Слезы надо было придержать до тех пор, пока я не останусь одна. Я не заплачу. Но глаза все равно налились влагой, и я старалась не моргать, понимая, что, если уроню хоть слезинку, борьба будет закончена.

И я проиграла.

Мой мир, который я так старалась сохранить, рассыпался на мелкие кусочки. Пришлось опереться о стул, чтобы не упасть. Я заметила вспышку собственной боли в глазах Калеба и закрыла лицо руками — я не хотела больше ничего не видеть.

Он упал на колени рядом со мной, обнял и принялся покачивать, а я дала волю слезам, не открывая глаз, потому что не хотела видеть боль в глазах Калеба. Я вспомнила, как меня обнимал Майкл в тот вечер, когда я рассказала ему о том, что стала сиротой. Он тоже покачивал меня, утешая. Но от этого воспоминания я разрыдалась еще сильнее. Калеб погладил меня по волосам и прижался губами к моему виску.

— Я не могу в это поверить, — шептала я. — Майкл должен вернуться. Это наверняка какая-то ошибка. — Слезы мне не повиновались. Как я ни старалась их удержать, они все текли и текли по щекам.

— Я могу облегчить твои страдания, если ты мне позволишь. — Калеб пристально посмотрел на меня.

— Нет, — ответила я. — Не такой ценой. Я не хочу, чтобы больно было тебе вместо меня.

— Даже если я этого хочу? — тихо спросил он.

Я покачала головой.

— Ты слишком много для него значила. Его чувство было очень похоже на любовь.

Рыдания сдавливали мне горло.

— Он мне этого так и не сказал.

— Но это не значит, что он этого не чувствовал.

— Возможно.

— Тебе надо быть сильной. Мы же не знаем, что произошло. Может, ему все же удалось выжить. А ты в таком кошмарном состоянии. Ты бы хотела, чтобы он застал тебя в таком виде?

— В нормальном я состоянии.

И он не вернется.

Калеб смотрел на меня, укачивая, а я сидела вся в слезах.

— В нормальном! — Я попыталась хоть как-то вытереть лицо рукавом. Потом я постаралась сесть и озвучила вопрос, которого больше всего боялась: — Ты его чувствуешь? Его эмоции?

В ответ Калеб печально улыбнулся.

Я уткнулась лицом ему в грудь и дала волю чувствам.

Какое-то время я не могла унять рыдания. Когда слезы наконец иссякли, Калеб встал и помог подняться мне:

— Умойся и спускайся вниз. Я попрошу Кэт найти тебе какую-нибудь одежду. Она должна осмотреть твои раны. — Он показал на мои руки и коленки. Я попробовала возразить, но Калеб меня перебил: — Либо позволь ей это сделать, либо я отвезу тебя в больницу.

— Я терпеть не могу больницы.

— Я знаю.

— Это подло с твоей стороны.

— Это я тоже знаю. Давай иди. — Он сунул руку в карман, вложил мне что-то в ладонь и сжал ее в кулак.

Когда Калеб вышел, я посмотрела, что там было. Его серебряный кружочек с выгравированным словом «надежда». Несколько секунд я смотрела на него, а потом положила в самый центр кровати Майкла.

Я сбросила куртку и услышала, что что-то ударилось о пол. Я подняла ее и расстегнула карманы, обнаружив в них диски, которые принесла из прошлого, и ключи от машины Майкла. Я сжала их так крепко, что насечки больно впились в пальцы. Глаза налились слезами, и я бросила ключи на тумбочку. Диски я доставать не стала.