Книга Сладкий запах крови, страница 63 – Сьюзан Маклеод

Его слова щекотали меня, я не могла отвести глаз от темных блестящих кудрей, спускавшихся на плечи поверх черной футболки. На языке словно таял рахат-лукум, сердце у меня заплясало, все тело обдало жаром.

— Когда я уберу руку, молчи, не шевелись.

Он повернулся и посмотрел на меня, и в зрачках миндалевидных глаз вспыхнуло алое пламя.

Вообще-то, мне не хотелось, чтобы он убирал руку, вообще-то, я была в восторге при мысли о том, что вот мы с ним оказались вдвоем в этом странном месте. Глядя в его идеально правильное, красивое лицо, я содрогнулась от ужаса — как мне такое вообще могло прийти в голову?! Зар-раза! Я силой воли заставила себя не думать о своих, видите ли, потаенных желаниях и сосредоточилась на легкой боли в спине — это часы впились мне в позвоночник. Правая рука оказалась у меня за спиной, а Малик навалился на меня так, что высвободить ее не удавалось. Может, если хорошенько укусить его за руку...

— Женевьева! — Его пальцы прижались к моим губам. — Ты будешь молчать? — Другой рукой он стиснул мне запястье, и браслет из синяков запульсировал в ответ на его прикосновение.

Я свирепо уставилась на Малика. Благодаря шпилькам мы были почти одного роста, а если бы не его ладонь, вполне могли бы поцеловаться. Кивнуть было некуда, так что я заморгала.

— Отлично.

Его рука скользнула ниже, обхватила мне шею, большой палец придавил пульс.

— Какого ле...

Малик сжал мне горло, пришлось замолчать.

— Посмотри налево.

Рука на шее не давала мне выбора. Я посмотрела.

Темнота всколыхнулась и в одном месте чуточку развеялась — получился как будто ненастроенный телевизор. Из театра в коридор выскочил Дарий, кровный раб Рио, и заметался туда-сюда. Мог бы с тем же успехом орать в мегафон, что ищет именно меня. Он запустил пятерню в волосы, от отчаяния фотомодельное лицо неизящно перекосилось. Тут он посмотрел прямо на нас и пустился бежать. Когда он приблизился, я позабыла дышать, но он промчался мимо, даже не глянув в нашу сторону, ухватился за ручку запасного выхода и изо всех сил толкнул.

Дверь не поддавалась.

Да уж, похоже, никакой это был не путь на свободу.

Дарий развернулся и помчался обратно к театру.

Малик постучал пальцем по моей щеке: смотри, мол, дальше.

Я повиновалась, едва не дрожа от ужаса, и медленно повернула голову.

Дарий резко затормозил у туалета и громко постучал в дверь. Ничего не произошло. Он снова постучал, на этот раз дверь отворилась. Дарий исчез внутри, но тут же выскочил обратно, сердито хмурясь. Затем он оглядел пустой коридор и длинными прыжками кинулся в театр.

Я снова повернулась к Малику. Алое пламя в его глазах погасло, остались глубокие черные омуты.

— Мы... мы что, невидимые?!

Он еле заметно покачал головой и ответил полушепотом:

— Не совсем. Нас могут выдать запах, прикосновение, стук сердца, и тогда нас увидят — правда, не люди.

Ясно, значит, он умеет прятаться в темноте не один, а с компанией. Я фыркнула.

— Знаешь, тебе надо поработать над манерами, — прошептала я. — Такая галантность показалась бы старомодной еще в каменном веке. В наши дни принято ограничиваться рукопожатием.

Он ответил мне загадочным взглядом, а потом прижался щекой к моему лицу и втянул воздух:

— Добрый вечер, Женевьева. — Его голос скользнул по мне горячим атласом. — Вижу, ты приняла мое приглашение.

Замечательно, значит, убивать меня он не собирается. А рукопожатия не в его стиле.

— Да, и все было замечательно, но сейчас, извини, мне пора бежать, так что, если не возражаешь, отодвинься капельку... — Я попыталась его оттолкнуть, но это было все равно что толкать бетонного тролля.

— Ночь только начинается, нам многое предстоит узнать, — произнес Малик. — Я пришел к выводу, что ты можешь быть мне полезной. — Вспыхнула усмешка. — У нас есть общее дело.

Кого он дурачит? Когда у тебя с кем-то общее дело, обычно не размазываешь коллег по стенке. Я скорчила недовольную гримасу:

— Прости, не знала, меня ждут в другом месте.

— Да, я знаю. — Он обернулся и оглядел пустой коридор. — Тебя ждут в полицейском участке, но не прямо сейчас.

Ну, если он считает, что я так и буду тут торчать... Я извернулась, высвободила ногу... он протиснул бедро мне между коленок... шпилька застряла в щели в полу, щиколотку пронзила боль...

— Успокойся, — тихо сказал Малик, не глядя на меня. — Нам надо посмотреть еще одно представление.

— Спасибочки. — Я раздраженно вздохнула. — Я на сегодня уже все представления посмотрела.

Малик меня словно бы не слышал, думая о... о чем-то другом. Ладно, он поставил меня в двусмысленное положение, и, хотя сердце у меня колотилось, словно отбойный молоток, не было ни малейших признаков, что его это хоть сколько-нибудь волнует. Он притиснулся ко мне во всех нужных местах, и я все почувствовала бы, как чувствовала, что сердце у него не бьется, что он не дышит: он выключился, как Граф в лифте. И, как Граф и как Рио, он нашел свой способ попросить меня разузнать, от каких чар погибла Мелисса, — с одной лишь разницей: сначала он не хотел меня впутывать.

Он перебил мои размышления:

— Видишь, кто идет?

Из туалета показался Альби, мистер Июнь. Он основательно почесался сквозь форменные штаны и зашагал к театру. Не успел он войти, как из дверей выскочила Рио — она пылала гневом, а ожог на груди пошел пузырями, как свежее клеймо. За ней вышел Дарий, озадаченнее прежнего.

Сердце у меня екнуло.

— Останови сердце, Женевьева. — Малик говорил мягко, но настойчиво. — Замедли пульс, как раньше, иначе ты привлечешь их внимание.

Я глубоко вздохнула и сосредоточилась, но ничего не случилось. Я закрыла глаза. «Один слоник, два слоника...»

— Давай, — прошипел он, — а иначе я сам!

Треклятый джи-зав!

Я скрипнула зубами.

«Пять слоников, шесть слоников...»

— Если нас обнаружат, будет скверно.

Я резко открыла глаза, уставилась на него и процедила:

— Думаешь, мне так легче?

Его пальцы снова сдавили мне горло.

— Зачем тебе столько одежды?

— Чего?!

Он отпустил мою руку, распахнул на мне жакет и потянул за эластичную ткань:

— Это что?

— Мой топ! — Я попыталась отпихнуть его руку.

Глаза у него снова вспыхнули.

— Стой смирно.

Я не могла ему ответить, не могла пошевелиться, не могла ничего сказать, я оледенела по его приказу. Ужас накрыл меня, хлопая огромными крыльями.